Новая история стран Европы и Америки XVI–XIX века. Часть 1

Придавая особое значение личностному началу, романтизм не рассматривал его как самодостаточное явление. В качестве столь же уникального субъекта в романтической традиции выступает и нация. Романтики отказывались от сугубо рациональной трактовки природы национальных сообществ и рассматривали нации в качестве исторически сложившихся, уникальных образований, обладавших собственной духовной сущностью. Историзм в этом случае тесно смыкался с психологизацией общественных явлений, символизмом и метафоричностью их трактовки. Таким образом, романтизм переносил на восприятие общества в целом и национальных культур в частности, те же принципы иррационализма, с помощью которых преодолевал просветительский взгляд на человека. Мир людей утрачивал в романтическом представлении свою простоту, единообразие, разумность, подчинялся стихии борьбы, господству парадоксов.

Художественные искания романтиков были связаны с попытками осмыслить человеческую природу, мир, время, пространство сквозь призму глубоко интимных и, одновременно, исключительно ярких и мощных проявлений духовного опыта. Романтизм возвел на пьедестал истории Великую Личность, в которой кристаллизуется феномен человеческого гения, возвышенного духа, стихия чувственных порывов и смутных, таинственных ощущений сопричастности к высшей, «настоящей» естественности бытия. Однако в действительности подобный образ являлся лишь рефлексией незавершенного, внутренне противоречивого сознания «эпохи модерна». Романтики остро переживали утрату культурной целостности, монументальности и стиля. Романтический «герой» самоутверждался во всех мыслимых проявлениях – от немотивированных капризов в манерах и одежде до социального анархизма и богоборчества. А лейтмотивом этих исканий, в конечном счете, оказывалось понимание принципиальной ограниченности любых нормативных представлений о мире и человеке, их неизбежного конфликта с «непосредственными», «подлинными» способами видения реальности, с самовосприятием и самовыражением человека.

Во внутреннем конфликте романтического «героя» емко отразилась эволюция самой художественной философии романтизма. Для раннего романтизма, получившего развитие на рубеже XVIII–XIX вв. почти во всех странах Европы, было в наибольшей степени характерно стремление соединить картину мира и нравственно-эстетический идеал художника. Первое поколение романтиков сформировало культ творческого прозрения, интуитивного прорыва в «подлинную реальность», не усматривая противоречия между человеческим самоутверждением и «внешним», социальным воплощением духовного идеала. Именно в этот период Фридрих Шлегель призывал, чтобы «прогрессивная универсальная поэзия» стала философией и «с обеих сторон разрушала границы поэзии и философии». Идея синтеза поэзии и философии была знаковой для романтизма – она открывала путь к тотальной поэтизации самой действительности, к снятию границы между понятийным и воображаемым, между философией и теологией. Социальный пафос подобного подхода отразил в своей концепции «прекрасной души» еще Иоганн Фридрих Шиллер (1759–1805) – «наивная», т. е. иррациональная поэзия открывает путь к гармонии разума и воображения, а потому сама по себе становится важнейшим средством воспитания человека и изменения общества.

В 20–30-е гг. XIX в. искусство романтизма приобрело ярко выраженную стилевую специфику. Его характерной чертой стал яркий, эмоционально насыщенный, сложный по используемым формам художественный язык. Ключевую роль играла и содержательная, концептуальная сторона произведений. Выступая против просветительского универсализма, романтизм отстаивал идеал независимого творчества, духовной свободы, права личности на самоутверждение. Идеальная сторона романтических образов постепенно становилась самодовлеющей.

«Искусство не есть изображение реальной действительности, а искание идеальной правды», – афористично утверждала Жорж Санд. Но уже в 1840-х гг. подобная установка приобрела особый смысл. Художественная философия романтизма оказалась в этот период под влиянием пессимистических настроений. Идеалистическая поэтика романтиков все больше сочеталась с нотками трагической безысходности, пониманием непреодолимости противоречий бытия. Романтизм необратимо «утрачивал стиль», превращался в символ «мировой скорби», социальной меланхолии, ностальгии по прекрасному прошлому, бессилия «бунтующего одиночества». Но именно в этом качестве поздний романтизм оказался созвучен многим философским и этическим теориям рубежа XIX–XX вв. – эпохи «Заката Европы».