Новая история стран Европы и Америки XVI–XIX века. Часть 1

Концепция Бергсона основывалась на многомерной модели сознания. Предполагалось, что человек обладает двумя основными познавательными способностями – интеллектом и инстинктом. Бергсон считал, что интеллектуальная деятельность возможна благодаря мозгу – чисто механическому орудию познания, служащему для опосредованной связи с миром. Рассудок позволяет человеку формировать упорядоченное, логичное представление об окружающей реальности и на основе этих интеллектуальных схем выходить далеко за рамки своего индивидуального бытия. Инстинкт – это биологически обусловленная форма сознания, действующая иррационально, стихийно. Сфера инстинкта жестко ограничена рамками индивидуального физического бытия, но действие его безошибочно, поскольку порождено самими глубинами жизни. Целостность сознания, по мнению Бергсона, достигается благодаря интуиции, которая является единственным способом постижения самой жизни – явления непрерывного, изменчивого, бесконечного, постоянно творящего самое себя.

Бергсон утверждал, что интуиция это «одновременно и общее, и внутреннее видение результатов анализа», позволяющее приобретать «непосредственный жизненный контакт» с реальностью. В этом качестве интуиция играет важнейшую роль и в рациональном мировосприятии. По мнению Бергсона, истинность научного познания всецело зависит от правильности постановки проблемы. Рационально сформулированная задача научного поиска может иметь положительное решение только в том случае, если этому решению соответствует действительная реальность. Таким образом, научное познание в основе своей является гипотетическим допущением. Интуиция же позволяет определить правильную постановку проблемы, т. е. сделать «открытие». Поэтому, она является подлинной основой творчества и открывает путь к познанию уникального, неповторимого и динамичного.

Интуитивизм Бергсона не претендовал на статус комплексной гносеологической теории. Он представлял собой скорее априорный принцип, подчеркивающий значимость немеханистического объяснения духовной природы человека. Ключевой задачей оставалось философское осмысление опыта непосредственного, «изначального» восприятия реальности человеком. Важнейший шаг в этом направлении сделал основатель герменевтики Вильгельм Дильтей (1833–1911).

Дильтей считал фундаментальной ошибкой противопоставление объекта и субъекта философского познания. «Главный импульс моей философской мысли, – писал он, – желание понять жизнь из нее самой». Как и другие философы-виталисты, Дильтей рассматривал жизнь как всеобъемлющую, неисчерпаемую творческую ипостась духа. При этом он подчеркивал историчность феномена жизни и его трансцендентальное выражение в человеческом сознании и психике. Духовный мир человека, по мнению Дильтея, представляет собой часть культурно-исторической реальности и в этом качестве выходит за пределы индивидуального бытия. Таким образом, объектом «наук о духе» является не внешнее явление, а та реальность, которая воплощена в самом познающем субъекте. Это и открывает путь для проникновения в сущность феномена жизни, превращая «науку о духе» в самопознание человека.

В качестве основы своей гносеологической концепции Дильтей рассматривал три категории: «переживание», «выражение» и «понимание». «Переживание», или «внутренний опыт», рассматривается как психологическая интеграция всех проявлений духовной жизни, внутреннее творчество сознания, «возникающее из живой связи человеческой души». «Выражение» – это внешнее воплощение духовной жизни вербальными и материальными средствами, своего рода «стиль жизни». Последняя часть триады – «понимание» – трактуется Дильтеем как истолкование внутреннего духовного содержания этих внешних проявлений жизни. «Понимание» раскрывает глубинную взаимосвязь витальных явлений и поэтому становится универсальным ключом к познанию «живого единства личности, внешнего мира, индивидов вне нас, их жизни во времени, их взаимодействия». В процессе понимания этих форм объективации духовного мира индивид познает и самого себя. «Условие такой возможности состоит в том, что в проявлении чужой индивидуальности не может выступать ничего такого, чего не было бы в познающем субъекте», – писал Дильтей.