Новая история Второй мировой

Сравнение альтернативной реальности с бессознательным, а текущей — с сознанием исторического процесса, видимо, корректно. Как бессознательные импульсы оставляют свои знаки в сознательной деятельности психики, так и альтернативные версии означивают себя проекциями на текущую Реальность. Проекции могут быть почти незаметны — вроде наличия мелких разночтений в источниках: был или не был город Львов взят немецкими войсками в 1939 году, линейный крейсер «Гнейзенау» получил торпедное попадание 20 или 21 июня 1940 года, эскадрилья пикирующих бомбардировщиков Беста 4 июня 1942 года атаковала и потопила «Акаги» или «Кага». Однако они могут быть и сколь угодно велики, представляя собой невозможные или крайне маловероятные в текущей Версии технические решения, художественные тексты или социальные структуры. (Иногда даже целые страны представляют собой метафору альтернативной Реальности[123]). Судьба их печальна: поскольку само их существование отрицает текущую Реальность, то текущая Реальность отрицает само их существование.

Как и любая очень сложная система, история не только устойчива, но и изменчива. Всякое изменение, сколь бы частным оно ни выглядело, модифицирует вероятности всех событий и прослеживается во всех подсистемах. Иными словами, вам не удастся получить самосогласованный и обладающий собственным поведением мир, в котором «Апполон-11» взорвался бы на пути к Луне, но это отразилось бы только и исключительно на результатах «лунной гонки». Точно так же короткое «да», брошенное Гитлером Редеру на Аббевильском совещании, перестраивает весь контекст личных отношений в Рейхе, ход мировой войны, послевоенное развитие науки и техники и так далее — до политической истории XXIII столетия включительно.

Априори нелепы всякие попытки изобразить историческую альтернативу, не уяснив предварительно, ответом на какой вызов являются ваши построения.

Рейх — тот, который мы знаем — был обречен проиграть войну. Поэтому любая альтернативная версия, предусматривающая победу Германии, должна в обязательном порядке предусматривать такие изменения в социально–психологической структуре нацизма, которые сделали бы Рейх государством, не менее (а может, и более) адекватным современным цивилизационным задачам, нежели буржуазно–демократические режимы. Только в этом случае альтернативная история станет истинной системой.

«Настанет день, негадан и не ждан,
Когда в стекле возникнет Отраженье, Т
огда весь мир уйдет на задний план 
И все зависит лишь от точки зрения…»
(М. Трегер)[124]

Если системе мифов соответствует последовательность историй, каждая из которых в чем–то является подлинной и реальной, а в чем–то ложной и придуманной, миф становится не предметом обожания или опровержения, а «строительным материалом» для созидательной работы. Исторический миф «упаковывает» не только некий рисунок событий и отношений прошлого, с чьей–то позиции существенный для понимания настоящего, но и целые вероятностные миры. С их культурой, искусством, наукой и «памятью сорока веков».

Сюжет третий: страницы учебника

Эта статья и в известном смысле, вся книга посвящена тем прагматически полезным технологиям, которые можно извлечь из изучения истории войн и основных положений военного искусства.

На первый взгляд, трудно представить себе что–либо более нелепое, нежели схематизация своих собственных текущих жизненных трудностей через карту, описывающую столкновение армий эпохи тоталитарных войн. Но «не судите опрометчиво» — используя военно–стратегический понятийный аппарат, вы приглашаете к решению своих проблем многовековой опыт человечества и талант сотен выдающихся военачальников. Будет поистине странно, если в такой компании вы не сумеете найти единственно верный ход.

В этой жизни мы все встречаемся с войной:

Когда пытаемся решить задачу при заведомом недостатке ресурсов. И безразлично, идет ли речь об Ираке, воюющем с Соединенными Штатами, об ученом, исследующим бесконечную Вселенную, или о мальчике, который хочет добиться любви первой красавицы школы.

Когда сталкиваемся с противодействием со стороны свободной человеческой воли и обе стороны, или хотя бы одна из них, считает смерть противника допустимой. Нет, дело здесь не в готовности убить, а лишь в том факте, что победа в противостоянии становится в какой–то момент дороже человеческой жизни. И опять–таки не важно, делит Россия с Америкой Арктику, или правительство Шри Ланки — страну с «Тиграми освобождения Тамил Илама», либо арабы с евреями — Палестину. Или же два заместителя — освободившееся кресло начальника, два научных коллектива — финансирование на важный проект, две девушки — одного молодого человека. Или даже муж с женой — мытье посуды.

Когда человек сражается с Судьбой, сотканной мощью Государства, силой Традиции, истинностью Веры или историей Рода.