Новая хозяйка собаки Баскервилей

Евграфов знал уже много о работе торгового комплекса и о том, что выгоднее всего было закупать мелкий товар – там прибыль могла доходить до тысячи процентов. Например, бижутерия у оптовика продавалась на вес. Выдавали пластиковый тазик, в который складывалась вся мелочь из огромных мешков. Впоследствии все эти украшения вывешивались на стендах, подсвечивались галогеновыми лампами, и создавалось впечатление необыкновенной эксклюзивности. Гольфы, носки и такое «замечательное» изобретение, как подследники, и вовсе могли озолотить – эти предметы покупали беспрерывно, а опт на них был копеечным. В этом случае важно было бесперебойное торговое движение. Евграфов все это давно знал, а потому нытье Шадринцевой его трогало мало. Он уже успел разглядеть все, что лежало в ее павильоне, и ему стало ясно, что она закупала все в самых дешевых рядах.

– Я вам сочувствую, – с иронией произнес он в ответ на жалобы Шадринцевой, – но это мое решение.

На этот аргумент та не нашлась, что ответить. А Евграфов огляделся и вздохнул. Теперь головной болью стал магазин на первом этаже – самый лакомый кусочек, который можно было превратить в лицо всего торгового центра. Шадринцева превратила его в помойку – она там устроила комиссионку. Вещи в этом отделе продавались совсем уже неприличные – с дырками и оторванными пуговицами. Товар точно так же был выставлен в коробках. Когда Катя Васильева пришла к нему в кабинет, он поначалу увидел только проблему, но уже через десять минут вдруг понял, что это сама судьба дает ему шанс правильно распорядиться властью. «Отлично! Вот эту женщину с ее живностью я поселю на первом этаже. Она, судя по всему, соображает хорошо и торговлю организует, и витрину сделает привлекательную».

– Ваш магазин переезжает. – Евграфов был лаконичен. Он стоял перед Шадринцевой, которая причесывала парики.

– С какого? – оторвалась та от своего занятия.

– Так желает администрация. – Евграфов, казалось, получал удовольствие от резкости, которую позволял себе в отношении Шадринцевой.

– У меня договор.

– Забудьте. Теперь все полномочия у меня. Даю вам дня три.

– А кто там теперь будет? – Шадринцева всегда была любопытна, но Евграфов даже не удостоил ее взглядом. Он вышел, радуясь, что неожиданно быстро решилась проблема. «Ну, она, конечно, еще потянет, но… дело уже сделано, – на душе вдруг впервые за долгое время стало легко, – да и повеселей будет, животные всякие, птички!»

Глава 4

Все-таки в душе Катя была мелкой лавочницей. Свое небольшое хозяйство хотелось все время расставлять по местам, приводить в порядок, пересчитывать. Катя отступила на два шага, подняла голову, внимательно оглядела витрину своего магазина и вздохнула. Когда-то у нее была мечта, мечта красивая и изящная – за стеклом хрустальной чистоты, среди тонкого ажурного белья, шелка, кружева, жемчужных ожерельев и страусовых перьев должен был возвышаться манекен из черного дерева – такой она видела в одном парижском магазине. И эта копия человеческого тела олицетворяла бы всю красоту, которой иногда природа наделяет представительниц женского пола. Черты лица черной статуи тонкие, классически правильные, но не обезличенные, а несущие индивидуальность, передающие характер и натуру. Среди нежного моря роскошного белья эта черная фигура своей узкой грацией, изломанными линиями приковывала взгляд, заставляя поверить в могущество портновского дела. «Манекен должен быть голый. На нем ничего не должно быть, все белье, чулки, пеньюары – все это должно быть рядом, словно символ преображения…» – Катя все еще смотрела на витрину.

На витрине стройными рядами висели собачьи поводки, пизанскими башнями высились кошачьи миски, квадратные снопы для кроликов образовывали причудливые архитектурные конструкции. На все это сверху взирало чучело большого желто-зеленого попугая. Катя поморщилась, вспоминая, с каким трудом она добывала этот «реквизит». Чучело удалось купить в общеобразовательной школе, которую собирались расформировать. За время обитания в кабинете биологии хвост попугая изрядно поредел, а на когтистых лапах появился ярко-красный маникюр.

Из задумчивости Катю вывел негромкий, но характерный шум – в дверь магазина на улицу пытался протиснуться Гена. Гене мешало ярко-красное оперение, растопыренные крылья, длинный хвост, волочившийся по полу и воспроизводящий характерный шаркающий звук.

– Ген, иди на место, я сейчас приду. – Катя стряхнула с себя задумчивость, еще раз бросила взгляд на кошаче-собачий инвентарь. Гена повертел головой, покосил круглым глазом, с минуту разглядывая неподвижного собрата в витрине, и попятился назад. Стоило ему исчезнуть в дверях, как из недр магазина послышался истошный лай, а вслед за ним галдеж, напоминающий шум перенаселенных амазонских лесов. Катя вздохнула и вошла в свой магазин.

Когда, в какой момент судьба сделала поворот, а мечта в ажурных чулках и тонком белье исчезла и на ее месте появилась реальность в виде сушеных воловьих жил для особо крупных пород собак, Катя старалась не вспоминать.