Заперто. А она осталась снаружи. Она всегда остается снаружи. Еще подождала у двери, прислушиваясь, не донесутся ли изнутри звуки, все еще надеясь, что кто-нибудь выглянет. Потом развернулась и отправилась искать дорогу домой.
Она проснулась рано утром от шума машин на улице и голосов детей у канала, смеющихся или ссорящихся по пути в зоопарк. Резко села в постели, всполошившись, что проспала и опоздала на работу, но тут же вспомнила, что Бирс ждет ее только в понедельник, а сегодня суббота.
– Класс! – произнесла она вслух. Два свободных дня показались ей неожиданным подарком судьбы.
Несколько минут полежала на обширном ложе Фреда и Эндрю, рассеянно глядя на выступ деревянной панели, где пристроила свою коллекцию: гибрид бражника; прекрасная гондурасская
Было чистое прохладое утро. Молодые листочки крапивы и боярышника блестели от росы, над головой голубело бледное небо. Кто-то спустил в канал тележку из близлежащего «Сэйнсбери», теперь ее сетчатый край торчал из воды у берега словно обломок корабля, вмерзшего в лед. В нескольких ярдах удил рыбу мальчик с безмятежно-отсутствующим лицом.
Перейдя по мосту на знакомую дорожку у канала, Джейн направилась в сторону Хай-стрит. С каждым ее шагом день взрослел, шумнел, позади на мосту загрохотали поезда, резкие, будто чаячьи крики, голоса доносились из-за кирпичной стены, отделявшей канал от улицы.
В Кэмден-лок пришлось уже прокладывать себе путь через рыночную толчею. Стаи туристов роились в лабиринте, бродя между лавочками с новым и подержанным барахлом, пиратскими дисками, серебряными безделушками, шерстяными коврами, боа из перьев, наручниками, сотовыми телефонами, недорогой мебелью и куколками из Индонезии, Марокко, Гайаны и Уэльса. От тяжелого аромата благовоний и дешевых свечек накатывала дурнота. Джейни поспешила к молодой женщине, жарившей самсу в чане с брызжущем маслом. Позванивая в кармане монетками, девушка встала так, чтобы запах кипящего жира и подгорелого нутового теста заглушил вонь пачули и всех этих «Карибских ночей».
– Две штуки, пожалуйста, – громко попросила Джейни.
Поев, она почувствовала себя куда лучше. Подошла к девушке с прической, как у дикобраза. Та сидела за прилавком, заваленным вещами из «болоньи» кислотных оттенков.
– Все по пять фунтов, – сообщила продавщица, встав и доброжелательно улыбаясь Джейн, перебиравшей пару за парой невероятно мешковатые штаны с кучей липучек в самых неожиданных местах и глубокими карманами на молниях. Выбрав одни, она хмуро разглядывала лавандово-зеленые штанины, трепыхающиеся на ветру.
– Ты можешь сделать из них шорты, – объяснила девушка, обошла стол и, забрав у Джейни штаны, ловко дернула за липучку. – Видишь? Или юбку, – продавщица прилепила штанины обратно, взяла другую пару кричаще-оранжевого цвета с черной отделкой и ветровку в тон. – Вот эти тебе больше подойдут.
– Окей, – Джейни заплатила, дождалась, пока девушка положила вещи в пакет, и поблагодарила.
– Пока-пока, – безразлично ответила продавщица.
Джейн вышла на Хай-стрит. Продавцы зорко надзирали за выставленными у магазинчиков прилавками. Кожаная одежда, футболки с надписями «СМОТРИ ПОД НОГИ!» и «ЛОНДОНСКАЯ ПОДЗЕМКА», рубашки с Котом в Шляпе[152]
, затягивающимся сигарой, и лозунгом «КОТ В ШЛЯПЕ ДЫМИТ ПО-ЧЕРНОМУ». Каждые три-четыре фута стояли бумбоксы, оглушая прохожих то сальсой, то техно, то Бобом Марли, то «Анархией в Соединенном Королевстве». На углу Инвернесс-стрит и Хай-стрит на корточках сидели у магазина несколько панков, меланхолично рассматривая купленные открытки. Надпись на тонированном стекле провозглашала: «ЛЮБАЯ СТРИЖКА ПО ДЕСЯТЬ ФУНТОВ: МУЖСКАЯ, ЖЕНСКАЯ, ДЕТСКАЯ».– Извини, – сказал один из панков, когда Джейни переступила через него, чтобы попасть в парикмахерскую.
Парикмахер сидел в старомодном кресле спиной к двери и читал «Сан». Услышав шаги, обернулся и профессионально улыбнулся:
– Чем могу?
– Я бы хотела постричься. Наголо.
Мужчина кивнул и указал на кресло:
– Присаживайтесь.
Джейни опасалась, что ей придется долго уговаривать его, убеждать, что она не шутит. У нее были прекрасные волосы, спускавшиеся ниже плеч, за такие кто угодно душу дьяволу продаст, о чем ей все вечно твердили. Однако парикмахер, не говоря ни слова, принялся орудовать ножницами и машинкой. Клацанье ножниц перемежалось с добродушными вопросами о том, где она уже успела побывать, нравится ли ей Лондон, и воспоминаниями цирюльника о том, как он сам десять лет назад посетил Диснейленд.
– Достаточно или бреем налысо? – спросил он.