Новая книга ужасов

Он произносит это таким тоном, будто совсем не веселился до настоящего момента, а я думаю – именно так и было, пока мы были тут вдвоем и он не познакомился с Кейт.

– Это же твой отпуск, – говорю я.

Он открывает рот после еще одной длинной паузы, когда Кейт выходит из таверны вместе с мужчиной, который несет на подносе две бутылки пива и лимонад.

– Видишь, ты должен поблагодарить ее, – наставляет он меня.

Только вот я не заказывал лимонад. Он сказал, что поделится со мной пивом. Но я говорю:

– Спасибо большое!

И чувствую, как горло сжимается во время глотка, потому что ее глаза говорят «я победила».

– Не стоит благодарности, – отвечает она, когда я ставлю пустой стакан на стол. – Хочешь еще? Нужно найти тебе какое-то занятие. Мы с твоим отцом еще посидим здесь.

– Иди, искупайся, – предлагает отец.

– Я не взял с собой плавки.

– Вон те парни их тоже не взяли, – отвечает Кейт, указывая на залив. – Не дрейфь. В своей жизни я повидала раздетых мальчиков.

Отец ухмыляется, прикрывая рот рукой, и я больше не могу этого выносить. Бегу к молу, с которого прыгают мальчишки, снимаю футболку и шорты, сверху на одежду кидаю сандалии и ныряю.

Сначала вода кажется холодной, но это длится недолго. В ней полно маленьких рыбок, которые начинают тебя теребить, стоит «зависнуть» на поверхности. И она чище водопроводной воды, поэтому видна галька на дне и рыбки, притворяющиеся камушками. Я дразню рыбу, и ныряю, и почти ловлю осьминога – прежде чем он скрывается в глубине. Потом три греческих парня моего возраста проплывают надо мной, мы знакомимся – показываем друг на друга и называем имена – когда я вижу, что отец и Кейт целуются.

Я знаю, что их языки сплелись во рту – они «совокупились языками», как называют это ребята у нас в школе. В тот момент мне хочется уплыть далеко-далеко и никогда больше не возвращаться.

Но Ставрос, и Статис, и Костас размахивают руками, предлагая поплавать наперегонки. И вместо того, чтобы уплывать далеко-далеко, я соглашаюсь с ними посостязаться. Вскоре я напрочь забываю про отца и Кейт. Не вспоминаю о них даже в те минуты, когда мы отдыхаем на причале перед новыми заплывами. Наверное, проходит не один час, прежде чем я понимаю – Кейт зовет меня:

– Подойди сюда на минутку.

Солнце уже не такое жаркое. Косые лучи проникают под навес, но отец и Кейт не сдвинулись в тень. Лодочник кричит: «Спиналонга!» и указывает на то, как солнце низко над горизонтом. Я уже не против того, чтобы продолжать купаться с новыми друзьями вместо поездки на остров, и я готов сообщить об этом отцу, когда Кейт говорит:

– Я сказала твоему отцу, что он должен тобой гордиться. Гляди, что я припасла для тебя.

Они оба порядочно напились. Когда я иду к ним, вижу, что Кейт почти лежит на столе. Только подойдя совсем близко, я понимаю, что она хочет мне «вручить», но слишком поздно. Она хватает меня за голову обеими руками и впивается в мои губы.

На вкус она как старое пиво. У нее мокрый рот, он больше моего, и когда губы шевелятся, они кажутся мне похожими на осьминожьи щупальца. «Мва-х», – доносится из ее рта, когда я ухитряюсь вывернуться. Она смотрит на меня, часто моргая, как будто не может сфокусировать взгляд.

– Нич-чего предосудительного нет в проявлениях любви, – бормочет она. – Поймешь, когда подрастешь.

Отец знает, что я терпеть не могу, когда меня целуют. Но смотрит неодобрительно, будто я должен был позволить Кейт сделать это. Неожиданно мне хочется отомстить им тем единственным способом, который я сейчас могу придумать.

– Сейчас нам нужно ехать на остров.

– Сначала лучше сходить в сортир, – отвечает отец. – На острове его небось нет, потому что у его обитателей члены давно поотваливались.

Кейт присвистывает, глядя, как я одеваюсь, и я чувствую, что ее веселят мои ребра, которые выступают наружу вне зависимости от того, насколько хорошо я ем. Я подавляю дрожь, чтобы она или отец не решили, что нам стоит вернуться в отель из-за того, что ребенок замерз. И уже по дороге в туалет слышу отцовское наставление:

– Смотри, не подхвати там какую-нибудь заразу, иначе придется оставить тебя на острове!

Я знаю, что родители развелись из-за множества причин, но сейчас я могу думать об одной-единственной: моя мама не смогла выносить его шутки. Чем больше она просила его прекратить, тем больше он шутил, будто не мог остановиться. Я забегаю в туалет, стараясь не глядеть на ведро для использованной бумаги, и, прицелившись в писсуар, закрываю глаза.