Новая книга ужасов

Я был с ним, в пейзаже внутри его разума, когда он бежал и бежал, и прятался, и скрывался. Пока его не схватили в Декейтере, в семи милях от тела Гуниллы Эшер. Они его взяли, и у них были достоверные свидетели с мусорки в Хантсвилле. А все прочее было лишь стечением обстоятельств, приукрашенных старым выздоравливающим после удара Чарли Вилборгом и клерками в конторе Элли. На бумаге все выглядело хорошо – настолько хорошо, что Элли завалила его двадцатью девятью – а в сумме пятьюдесятью шестью – случаями убийств с особой жестокостью.

Но это все было хренью.

Генри Лейк Спаннинг, который выглядел милым, приличным парнем, таким и был. Милый, приличный, добросердечный, но прежде всего невиновный парень.

Можно обдурить присяжных, полиграф, судей и социальных работников, психиатров, мамочку с папочкой, но нельзя обмануть Руди Пэйриса, который регулярно отправляется во тьму, откуда не возвращаются.

Они собирались сжечь невиновного человека через три дня.

Я должен был что-то предпринять.

Не только ради Элли, хотя и этого бы хватило. Но ради этого человека, который думал, что обречен, боялся, но не собирался выслушивать от умника вроде меня всякий бред.

– Мистер Спаннинг, – позвал я.

Он шел дальше.

– Прошу вас.

Он остановился, издав тихий браслетный звон, но не повернулся.

– Думаю, Элли права, сэр, – сказал я. – Думаю, они поймали не того человека. И думаю, вы не должны умирать.

Вот теперь он медленно повернулся и уставился на меня с выражением собаки, которую поманили косточкой.

– И почему это, мистер Пэйрис? Почему вы мне верите, когда никто больше не верит – кроме Элли и моего адвоката? – он почти шептал.

Я не сказал ему, что думал. А думал я о том, что побывал внутри и точно знал, что он невиновен. И более того, я знал, что он искренне любит мою подругу Эллисон Рош. И что мало найдется такого, чего я бы не сделал для Элли.

Поэтому я сказал так:

– Я знаю, что вы невиновны потому, что знаю, кто виновен.

Его губы разомкнулись. Это не было как в большом кино, когда у кого-то распахивается рот в изумлении. Просто губы приоткрылись. Но он был удивлен. Я знал это, как знал и то, что несчастный сукин сын мучается уже слишком долго.

Он прошаркал обратно ко мне и сел за стол.

– Не издевайтесь, мистер Пэйрис. Прошу вас. Я, как вы и сказали, боюсь. Я не хочу умирать, и я точно не хочу умирать, оставляя мир думать, что я совершил эти… эти вещи.

– Не издеваюсь, капитан. Я знаю, кто должен поджариться за все эти убийства. Не шесть штатов, а одиннадцать. Не пятьдесят шесть жертв, а почти семьдесят. Три из них – маленькие девочки в яслях, и женщины, которые за ними присматривали, тоже в числе жертв.

Он уставился на меня. Его лицо выражало ужас. Я очень хорошо знаю это выражение. Я видел его по меньшей мере семьдесят раз.

– Я знаю, что ты невиновен, Кэп, потому что им нужен я. Я – тот человек, который тебя сюда засадил.

В момент человеческой слабости. Я видел все. Все то, что сложил в том темном месте, куда ты можешь пойти, но не можешь вернуться. Настенный сейф в моей гостиной. Гробница со стенами в четыре фута толщиной, заключенная в оболочку из бетона и на милю утопленная в монолитном граните. Убежище, чьи многослойные стены благоразумия вздымались толстыми полосами стали и пластика (эквивалент шести-семи сотен миллиметров гомогенной брони), приближаясь к максимальной прочности и твердости кристалло-железа – материала, обладающего идеальной кристаллической структурой и тщательно рассчитанным количеством примесей, в результате чего современный танк может стряхнуть кумулятивный снаряд, как спаниель воду. Китайская головоломка. Тайная комната. Лабиринт. Переплетение дорог в разуме, куда я отправил все семьдесят смертей, снова и снова, и снова, чтобы не слышать их криков, не видеть нитей окровавленных сухожилий, не смотреть на превратившиеся в месиво впадины, где уже не было умоляющих глаз.

Когда я вошел в эту тюрьму, я закрылся на все пуговицы. Я был в полной безопасности. Я ничего не знал, ничего не помнил, ничего не подозревал.

Но когда я прогулялся по пейзажу Генри Лейка Спаннинга и не смог убедить себя, что он виновен, я ощутил, как трескается под ногами земля. Я почувствовал дрожь, смещение пластов, и расселины от моих ног ушли в горизонт. Стальные стены расплавились, бетон обратился в пыль, заграждения исчезли – и я посмотрел в лицо монстра.

Неудивительно, что меня так тошнило, когда Элли рассказывала мне о том или ином убийстве, якобы совершенным Генри Лейком Спаннингом, человеком, которого осудили за двадцать девять убийств, за которые я был в ответе. Неудивительно, что я мог представить себе все эти подробности в картинках, когда она едва упоминала какие-то детали о месте преступления. Неудивительно, что я так сопротивлялся визиту в Холман.

Там, в его разуме, в его открытом пейзаже, я увидел любовь к Эллисон Рош, моей подруге и приятельнице, с которой я однажды, всего однажды…