Новая космическая опера. Антология

Нарьян верил в свою способность улавливать малейшие сбои в ритме города. Он выслушал старика, умиравшего от катара внутренних органов — напасти, поражавшей большинство горожан на четвертой сотне лет. Умирающий принадлежал к тем немногим, кто путешествовал за пределами города: ему довелось побывать на севере, где на болотистых берегах существовал подземный город, построенный другой, заносчивой расой. Рассказ его длился целый день. Весь этот день Нарьян терпел духоту в комнате, обложенной пыльными коврами и освещенной единственной тусклой лампой. Под конец старик вдруг заявил, что не совершал никаких путешествий, что ничего примечательного в жизни не видел, и Нарьян не смог его утешить. На следующий день родились два младенца — редчайшее событие, ставшее поводом для общегородского праздника. Однако под тонкой тканью праздника ощущалось напряжение, какого Нарьян прежде не знал: ему казалось, что среди веселящихся неизменно присутствуют последователи Ангела.

Перемену почуял и Дрин.

— Произошло несколько неприятных случаев, — признался он Нарьяну, удивив того небывалой откровенностью. — Пока что ничего особенного. Один из храмов был осквернен странными письменами, наподобие тех, что начертаны на лентах ее последователей. Компания молодежи разгромила рынок, перевернув прилавки. Я попросил магистратов не наказывать провинившихся, чтобы не превращать их в мучеников. Пусть пострадавшие сами судят своих обидчиков, если пожелают… А еще она произносит речи. Хочешь послушать?

— Это обязательно?

Дрин небрежно отбросил стакан, зная, что дежурный механизм все равно его подхватит, не дав разбиться. Они сидели на балконе воздушного жилища Дрина и взирали на Великую реку и на ближнюю оконечность мира. На горизонте виднелась длинная двойная линия — там клубились белые водопады. Был полдень, и залитый солнцем город выглядел безмятежным.

— Ты уже наслушался ее болтовни, так что тебе она не опасна, — проговорил Дрин. — Вообще-то это не проповедь, а сплошной туман: судьба, пренебрежение обстоятельствами, самосовершенствование, возможность воспарить, схватившись руками за собственные ступни…

Дрин презрительно махнул рукой. Его ступни были, как всегда, босы, длинные пальцы ног обхватывали перила, на которые он присел.

— Вдруг она захочет стать правителем города?.. Если ей это нравится, пусть попробует. Пока здесь не окажется корабль… Тебе известно, где она сейчас?

— Я был занят… — ответил Нарьян неопределенно и подумал с любопытством: «А ведь жена права!»

— Я знаю историю, которую ты выслушал последней. Раньше я думал, что этот человек, вернувшись, принесет в наш город войну. — Хохот Дрина был похож на птичий клекот. — Женщина там, на краю света. Она уплыла вчера на лодке.

— Я уверен, что она вернется, — проговорил Нарьян. — Иного не дано.

— Полагаюсь на твою мудрость. Ждешь от нее любопытного рассказа? Выпей еще. Не торопись, побалуй себя.

С этими словами Дрин взмыл в воздух и исчез среди огненных ветвей дерева, простершихся над балконом.

По мнению Нарьяна, Дрин совершал ошибку, не усматривая опасности в деяниях Ангела. При этом Нарьян понимал истоки его безразличия. Деяния эти выходили за пределы его опыта; Ангел вообще находилась за пределами опыта всего Слияния. Войны за Перемены, бушевавшие там и сям по всей протяженности Слияния, имели не идейный, а эсхатологический характер. Их порождало социальное напряжение, возникавшее из-за несовместимости природных и привитых генов, и расы Заново Рожденных начинали совершенно по-другому воспринимать все сущее. Однако то, что творила пришелица, коренилось в эпохах, предшествовавших Хранителям, их программе по созданию новых рас и завершению человеческой истории. Нарьян только начинал понимать все это, когда услышал от Ангела, что поманило ее на край света…

Но теперь, в страшную ночь прибытия корабля, когда погибли все до одного сторожевые механизмы, когда окраины стал пожирать огонь, а тысячи горожан кинулись наутек в густые сады на севере, Нарьян понимает, как сильно ошибался. Ангел — не проповедница бессмысленной революции.

Ее помощники — это молодые люди, вооруженные деревянными копьями с закаленными остриями, обоюдоострыми ножами, какими торговцы разрубают скорлупу кокосовых орехов, и самодельными цепями. Пренебрегая волей самого Нарьяна, они вовлекают его в марш на дворец и воздушную резиденцию Дрина. Они отобрали у Нарьяна посох, и он морщится, ступая на больную ногу.

Ангела нет поблизости: у нее другие дела. В ее присутствии Нарьяну было страшно, но теперь ему еще страшнее. Рефлекторный альтруизм ее сторонников сменился на новый нрав, закаленный в пламени революции: они насмешливо пихают Нарьяна в спину, потому что уверены в своей власти над ним. Особенно усердствует один, с грубой физиономией: на каждом перекрестке он тычет Нарьяна под ребра тупым концом копья, предостерегая от бегства, хотя у Нарьяна и мысли нет бежать.