Во-первых, сами структурные особенности хип-хопа объясняют разнообразие и динамику пространственных отношений новой школы — это и урбанистическая направленность культуры, и цикличный механизм смены поколений городских фланеров, каждое из которых требует собственного адекватного времени и места обитания. Во-вторых, на процесс построения пространства в российском хип-хопе влияет необходимость постоянно соотноситься с жанром глобальным, созданным в малознакомых американских мегаполисах. Проблема зазора между глобальным и локальным в некоторой степени оказывается снятой новым поколением — во многом в силу того, что изменилось отношение к подражанию и заимствованию. В-третьих, важно учитывать и традиционно определяющее влияние, которое имеет на хип-хоп развитие медиа и техники. Неслучайно, что буйный рост хип-хопа глобального совпал по времени с распространением широкополосного интернета и мобильных средств коммуникации, повлекших за собой революционные изменения в звукозаписывающей индустрии, к которым хип-хоп оказался готов лучше всех. Эти три фактора — жанровые особенности, локальные отличия, а также влияние технологической среды — не автономны, а переплетены друг с другом. Так, внимание и открытость к повседневной технике для хип-хопа были важны всегда и везде, как и пространственный конфликт между глобальным и локальным.
Безусловно, тема далека от того, чтобы быть исчерпанной, — для этого нужен долгий труд десятков специалистов. На некоторые смысловые лакуны и параллели хотелось бы указать в особенности. Остается малопонятной дальнейшая перспектива развития хип-хопа, который стал мейнстримом. Те объяснения, которые хорошо работают в отношении хип-хопа, взятого в своем становлении, не годятся для анализа хип-хопа как новой нормы популярной музыки. Уже сейчас видно замедление темпов ньюскула — 2019-й справедливо называют «годом тишины»[448]
. Что последует за ним — дальнейшее дробление на поджанры, каждый из которых будет отличаться собственным фильтром, или же консолидация, возвращение к истокам — хип-хопу как музыке социально ориентированной, требующей четкого политического нарратива?Михаил Киселев, Полина Ханова
Модерн, постмодерн, метамодерн: русский рэп как территория больших культурных конфликтов
Родился в Коломне в 1994 году. Закончил музыкальную школу по классу фортепиано, философский факультет МГУ (2017). Религиовед, в нормальном состоянии занимается историей христианизации нероманизированной Европы и современными религиозными движениями. Но однажды был укушен метамодерном и русским рэпом — и они не отпускают до сих пор.
Родилась в Москве в 1990 году. Закончила музыкальную школу по классу флейты, философский факультет МГУ (2012) и магистратуру университета Уорвика (Великобритания). Писала для журнала «Логос», «Новой газеты», «Ножа». Преподает философию в МГУ, переводит странные книги. Никак не может защитить диссертацию по Деррида и Делезу, потому что постоянно находит деконструкцию в русском рэпе.
Музыка, о которой идет речь в статье: https://www.youtube.com/watch?v=v4rvTMBCJD0&list=PL7f_ywlsJjeM2Iqc-nwGqpjE_tW4GmUkJ
В 2019-м уже кажется неоспоримым тезис о том, что рэп стал главным музыкальным жанром современной России — его обсуждают на уроках литературы в школе[449]
и на федеральных каналах[450], пытаются запрещать[451] и использовать для пропаганды русской словесности[452]. На наш взгляд, самое интересное в нем другое: рэп, в особенности баттл-рэп, в России стал главным местом саморефлексии культуры, местом, где разыгрываются главные культурные конфликты, причем разыгрываются эксплицитно: поколения, ценностные установки и культурные формы получают в нем возможность не только конкурировать, но и буквально разговаривать друг с другом. Модерн, постмодерн и метамодерн — удобный, хоть и не бесспорный, фрейм для описания культурных конфликтов XX–XXI веков. В этой статье мы посмотрим, как они встречаются на баттловой площадке.