Новая модель реальности

Из всего сказанного выше может создаться неправильное впечатление, что новая модель реальности – это нечто в принципе эзотерическое и непостижимое для простых смертных. Но мы не раз подчеркивали, что новая модель реальности – это просто определенный вертекс нашей обыденной реальности. Новой моделью реальности проникнута вся наша повседневная жизнь. Но ведь в повседневной жизни мы не движемся в противоположные стороны по энтропийно-информативному времени, и всё не превращается во всё. Что касается первого, то человек и в обычной жизни движется в противоположных направлениях времени: как объект реальности он стареет и умирает, превращается в равновероятную смесь со средой в соответствии со вторым началом термодинамики, но как объект семиотики (текст), он совершенствуется, обрастает знаниями, и его физическая смерть является началом его ахронной жизни в культуре (в той мере, что он сделал для культуры). Что касается второго, то, да – на уровне макромира все более или менее стабильно. Но если копнуть чуть глубже, мы вспомним о кругообороте воды в природе, о проникновении кислорода в кровь, о превращении пищи в отходы, словом, о тех вещах, которые мы знаем со школы. Что касается бесконечных превращений, проникновений и отождествлений, о которых мы так много говорим применительно к новой модели реальности, то все эти процессы происходят в квантовом мире, о чем мы не будем говорить, так как не компетентны в этом. Но можем сказать несколько слов о музыке, которая вся состоит из превращений и отождествлений. Особенно это ясно видно на примере додекафонии, метода музыкальной композиции, разработанный представителями так называемой нововенской школы (Арнольдом Шенбергом, Антоном Веберном, Альбаном Бергом) в начале 1920-х годов. Отказавшись от гармонии как от принципа, они легче смогли организовать музыку по-новому. Не отказываясь от равенства 12 тонов (атональности), Шенберг ввел правило, в соответствии с которым при сочинении композиции в данном и любом опусе должна пройти последовательность из всех неповторяющихся 12 тонов (эту последовательность стали называть серией, после чего она могла повторяться и варьировать по законам контрапункта, то есть быть 1) прямой; 2) ракоходной (идущей от конца к началу); 3) инверсированной (как бы перевернутой относительно горизонтали), и 4) ракоходно-инверсированной. В арсенале у композитора появлялось четыре серии. Этого было, конечно, очень мало. Тогда ввели правило, согласно которому серии можно было начинать от любой ступени, сохраняя лишь исходную последовательность тонов и полутонов. Тогда четыре серии, умножившись на 12 тонов темперированного строя, дали 48 возможностей. В этом и состоит существо 12-тоновой музыки. Революционная по своей сути, она была во многом возвратом к принципам музыки добарочной. Ее основа, во-первых, равенство всех звуков (в венской классической диатонической гармонии, мажорно/минорной системе, звуки не равны между собой, но строго иерархичны, недаром гармоническая диатоника – дитя классицизма, где господствовал строгий порядок во всем). Во-вторых, уравнивание звуков в правах позволило ввести еще одну особенность, также характерную для строгого контрапункта, – это пронизывающие музыкальный опус связи по горизонтали и вертикали. Символом такой композиции для нововенцев стал магический квадрат, который может быть прочитан с равным результатом слева направо, справа налево, сверху вниз и снизу вверх. Известный латинский вербальный вариант магического квадрата приводит Веберн в своей книге «Путь к новой музыке»:

S A T O R

А R E P O

T E N E T

O P E R A

R O T A S

(«Сеятель Арепо трудится не покладая рук».) И все же в обычной жизни мы не видим, что коромысло превращается в гекзаметр, а подсолнечное масло становится Бетховеном. Да, мы этого не видим, потому что большинство людей не умеет видеть «пегого жеребца в гнедой кобыле», потому что

Печной горшок ему дороже,
Он пищу в нем варит.

В поэзии, особенно авангардной, подсолнечное масло вполне может превратиться в Бетховена.

Я сразу смазал карту будня,
плеснувши краску из стакана;
я показал на блюде студня косые скулы океана.
На чешуе жестяной рыбы прочел я зовы новых губ.
А вы ноктюрн сыграть могли бы на флейте водосточных труб?

В. Маяковский

. А вы могли бы?