Новая НЕистинная Пара. Часть 1

Клиника встретила тишиной, как и любая подобная контора. Здесь платили за тишину и индивидуальный подход к каждому клиенту. Бархат сделал многое, выбрав одну из самых «закрытых» больниц. Оборотни здесь, несомненно, имелись, но не в том количестве, как могли бы. Я как-то уже привык, что если оборотень ранен или болен настолько, что ему требуется врач или целитель, то вокруг неизменно оказывается множество ближников, родных, любовников или любовниц. А тут тихо.

— Близко не подходить. Мне не мешать, — бросил охране, даже не посмотрев в зеркало заднего вида.

Раздражало. Все раздражало.

Зверь внутри шевельнулся и оскалился. Пришлось приструнить себя самого. Нет никакого смысла в злости. И Анна, и Виктор хотели как лучше. И никто из этих щенков не виноват в полном развале моей жизни.

Выскочил из машины первым, до того, как охрана превратится в лакеев, подобострастно открывая дверь и таща нехитрый багаж.

Волки старательно исполняли приказ. Только водитель остался за рулем, четко соблюдая инструкции. Если сейчас нападут, то я должен буду метнуться к машине, а водитель сделает все чтобы вывести бесценную тушку из-под опасности. Губы сами собой расползлись в усмешке.

Смотрел на волчат. Такие серьезные, а внутри страх. Страх опозорится передо мной, провалить задание. Дети, как есть дети. И почему я так и не научился смотреть на оборотней, как на самостоятельных личностей? Все чаще и чаще в голову лезли сравнения с большим, размером с Землю, детским садом, даже ясельковой группой этого сада.

И тут… запах сына. Да, я понимал, что «воспитанник» — это не сын, как и «ученик». Мастеров к этому приучают с детства, особенно истребителей. Такие как я, всегда готовили потенциальных смертников, мы не могли полноценно привязываться. Истребитель и его ученики должны сдохнуть, нанеся максимальный урон противнику. Истребители гибнут, нет, не первыми, но точно после того, как все оборотни будут максимально далеко.

Мне еще и сорока не было, когда я познакомился с этим правилом жизни. На моих глазах погибла пара Мастеров-истребителей. Причины сейчас кажутся не важными, важно было другое. Я видел, как девушка-ведьмачка с разодранной грудной клеткой и отгрызенной рукой, все равно продолжала колдовать. Из нее вытекала жизнь, ее раны были ужасны, а она стояла на месте, пока отходили другие.

И нет, это не подвиг, а предназначение истребителей. И тогда я это понял, как понял и то, что мои приемыши будут погибать, возможно, и на моих глазах. Но… наверное, во мне что-то сломалось. Какой-то важный винтик, потому что уловив аромат Апала, жадно принюхался, вбирая его в себя.

Все говорят о «материнском» инстинкте. О нем пишут романы, его изучают, склоняют в анекдотах, но никто не говорит об «отцовском». Потому что далеко не каждый мужчина — отец. И далеко не каждый отец такой, каким и должен быть отец. Мужчина — воин, это верно. Мужчина — добытчик, безусловно. Мужчина — любовник, определенно. Но мужчина — отец… А зачем? Достаточно давать денег, достаточно иногда говорить или играть с отпрыском, а уж какой из тебя папаша получится, не все ли равно?

Я был дерьмовым отцом, что уж скрывать. Отцы не подставляют своих детей под пули, не отбирают у них самое дорогое. Не забывают о внуках, потому что это удобно. Но все же. Сейчас мне было глубоко чихать, что Апалу больше семидесяти, что у него за плечами полноценная жизнь, и мальчишкой его не могу назвать даже я. Он — мой сын. Которого я не видел почти семнадцать лет, если не считать его попытки меня убить и Суда с Приговором.

— Где? — тут же спросил я, когда ко мне подошел целитель.

— Второй этаж. Я провожу. — Он жестом указал на лестницу. — Только, простите, Владимир Ярославович, я уверен, что даже ваши возможности там не помогут. Если бы провести операцию, а так… Поймите, прошло слишком много времени.

Как давно я не слышал своего имени-отчества! И как оказалось, я скучал по тому, как оно звучит. Намного более уважительно, чем «господин Измаилов» или «сэр», «мистер» и прочая уважительно-обезличенная хрень.

— Разберемся, — только и сказал я.

Первым я увидел Власа. Старый друг замер на пороге палаты, не зная, что делать. Я же только улыбнулся.

— Рад, что ты жив. Нам нужно будет серьезно поговорить. Хочу знать, как так вышло, что тебя собой прикрывают всякие соплячки.

— Конечно, — кивнул альфа.

Я остановил целителя, который хотел поприсутствовать при моей работе.

— Спасибо, — на секунду задумался, припоминая имя, — Генрих Маркович, я подойду к вам в кабинет, после. Нужно обсудить лечение и наблюдение… пациентки.

Личные дела клиники в полете просмотрел с планшета, а вот даже об имени девчонки не вспомнил. Да и какое мне дело до молоденьких дур, когда она — повод, чтобы увидеть сына? Какой-то частью себя я понимал, что это ошибка. Между нами — пропасть, которую не перешагнуть. Альфа никогда не простит предательства, никогда не простит моих решений. Я бы не простил. И смерть человечки, и маленькой волчицы на моей совести.