Новая песнь Господу

Наш первый вывод относительно формации будущих священников — тот, что она должна предоставлять больше места воспитанию подлинно человеческого существа. Для этого необходимо прежде всего серьезное обучение тем добродетелям, без которых никакая семья долго не продержится. Для священника это тем более важно, что он должен быть способен не просто жить в семье своего пресвитериума, поместной Церкви и Церкви в целом. Долг его — собирать и сближать в общине верующих людей, которые чувствуют себя чужими друг другу из-за разного происхождения, темперамента, жизненных обстоятельств. Он должен пробудить в людях способность к примирению, прощению и забвению обид, к тому, чтобы они терпели друг друга и были друг к другу великодушны. Он должен помогать им принимать других в их инаковости, быть терпеливыми по отношению друг к другу, проявлять доверие и разумность, сдержанность и открытость, поддерживая нужное равновесие; и многое другое. Кроме этого — и прежде всего — он должен быть в состоянии помогать людям в страдании — как в страдании физическом, так и во всех разочарованиях, унижениях и тревогах, которых никому не избегнуть. Как он будет это делать, если прежде не научится этому сам? Способность принимать страдание и превосходить его — важнейшее условие осуществления человеческого пути; там, где совсем не было случая научиться этому, провал неизбежен. Озлобленность на все и на всех, можно сказать, заражает душу и превращает ее в мертвую, бесплодную почву. Это умение справляться со страданием когда-то и называлось аскезой. Сегодня мы больше не хотим слышать об аскезе. Мы более восприимчивы к другому переводу этого греческого слова на наш язык: упражнение. Каждый знает, что не бывает успеха без тренировки и без владения собой, которое она предполагает. Мы сегодня отдаем всю свою энергию и все свое существо, тренируясь для разного рода соревнований, и таким образом становимся во многих областях свидетелями достижений, немыслимых прежде. Тогда почему же нам кажется таким странным тренироваться для истинной жизни, подлинной жизни, упражняясь в искусстве самоотречения, владения собой, внутренней свободы от собственных страстей?

2. Страсть к истине

Здесь можно было бы сказать очень многое, но я ограничусь тем, что особо подчеркну один момент: воспитание в истине. Истина часто является испытанием для человека; она, без сомнения, самый мощный двигатель, ведущий к забвению себя и к настоящей свободе. Возьмем пример Пилата. Он прекрасно знает, что обвиняемый, этот Иисус, невиновен, и что по всей справедливости он должен Его оправдать. Ему хотелось бы это сделать. Но эта истина вступает в конфликт с его положением: она рискует навлечь на него неприятности, а возможно, и лишить его места. Из-за нее могут возникнуть волнения; император может неправильно понять все это; и т. д. Поэтому он жертвует истиной, которая не возвышает голоса, чтобы защитить себя, несмотря на то, что поругание истины оставляет у него в душе смутное чувство собственной трусости. Подобная ситуация повторяется в истории постоянно: вспомним еще один пример, обратный предыдущему — пример Томаса Мора. Каким естественным казалось признать за королем верховенство над Церковью! Ни один догмат не запрещал этого явно. Все епископы сделали это; почему же он, мирянин, поставил на карту свою жизнь и увлек за собой всю семью на этот гибельный путь? Даже если он не думал о себе, не должен ли он был, по крайней мере, взвесив все «за» и «против»; поставить семью выше требований своей совести? Подобные случаи попросту высвечивают, если можно так сказать, макроскопически, то, что без конца происходит в нашей жизни в малом. Я могу выпутаться из какой-то ситуации, сделав небольшую уступку не-истине. Или наоборот: принять, что следование истине повлечет за собой огромные проблемы. Как часто это происходит? И как часто мы пытаемся избежать этих проблем? Ситуация Томаса Мора, переведенная в повседневность, создается постоянно: многие говорят так, почему бы и мне не говорить? Зачем мне нарушать покой группы людей? Зачем выставлять себя смешным? Разве мир и покой общества не выше моих претензий на истину? Именно так групповой конформизм превращается в тиранию против истины. Жорж Бернанос, одержимый тайной призвания к священству и преследуемый трагедиями его крушений, драматически описал эту опасность в персонаже епископа Эспелета. Этот всеми уважаемый епископ был профессором университета; он образован и любезен, во всякой ситуации он умеет находить нужное слово, и такое, какого образованный мир как раз и ждет от епископа:

«И все-таки смелость этого находчивого священника вводит в заблуждение лишь его одного. Его интеллектуальная трусость безгранична [...] увы! никто не заслуживает любви меньше, чем тот, кто живет только для того, чтобы быть любимым. Такие души, столь умело применяющиеся к вкусу каждого, — лишь зеркала...».

Бернанос в своем размышлении доходит до самых корней подобного упадка: