— Греческое электричество было не чем иным, как электростатическими зарядами. Ничего больше не могло быть создано, пока Гальвани не ввел понятие электрического тока.
— Вы подразумеваете, что электрический ток не существовал вообще до Гальвани? — потребовал Бурхард. — Даже тогда, когда молния ударяла в проводник?
— Да, даже тогда. Мы знаем не очень много о молнии до Гальвани. В то время как она, вероятно, наносила удар, ее разрушительный потенциал происходил не из-за протекания электрического тока. Китайцы запускали бумажных змеев в течение многих столетий до того, как Франклин создал теорию о том, что молния была тем же самым гальваническим электричеством, но нет никаких зарегистрированных ударов от веревочки бумажного змея, пока наш ученый государственный деятель не сделал обоснования в 1765 году. Теперь только идиот запускает бумажного змея в грозу. Это — все согласно шаблону: сначала теория, а затем мы изменяем «действительность», чтобы соответствовать теории.
Бурхард продолжал настаивать. — Тогда я полагаю, что вы бы сказали, что девяносто два элемента являются вымыслом нашего воображения.
— Правильно, — согласился Прентисс. — Я полагаю, что вначале было только четыре
Е подалась вперед. — Это уже перебор. Скажите мне, если человек изменил элементы и космос, чтобы удовлетворить своему удобству, каков был космос до того, как человек появился на сцене?
— Не было ничего, — ответил Прентисс. — Поймите, что определения «космос» или «действительность» являются просто человеческой версией окончательного
— Но доказательство скал … — возразила E. — Чтобы сформировать их, были необходимы огромные давления на протяжении более чем миллионов, даже миллиардов лет, если вы не выдвигаете постулат всемогущего бога, который породил их вчера.
— Я постулирую только всемогущий человеческий разум, — сказал Прентисс. — В семнадцатом столетии Гук, Рэй, Вудворд, и другие изучали мел, гравий, мрамор, и даже уголь, не находя ничего несовместимого с результатами, ожидаемыми от всемирного потопа. Но теперь, когда мы дошли своим умом, что земля старше, скалы также кажутся старше.
— Но что насчет эволюции? — спросил Бурхард. — Конечно же, она не была вопросом только нескольких столетий?
— Действительно? — ответил Прентисс. — Опять же, почему мы полагаем, что факты являются более свежими, чем теория? Все доказательства имеют другое направление. Аристотель был великолепным экспериментальным биологом, и он был убежден, что жизнь могла быть создана спонтанно. До Дарвина не было необходимости для различных видов эволюционировать, потому что они образовались из неживой материи. Еще в восемнадцатом столетии Нидхэм с помощью микроскопа выяснил и сообщил, что он видел, как жизнь микроба возникает самопроизвольно из стерильных питательных сред. Эти генетики неорганической природы были, конечно, дискредитированы, и их работа оказалась невоспроизводимой, но только после того, как стало очевидно, что тогдашние факты неорганической генетики полагали быть несовместимыми с более поздними фактами, вытекающими из продвигающейся биологической теории.
— Тогда, — сказал Горинг, — принимая просто в качестве аргумента, что человек изменил первоначальный
— В общих чертах, — сказал Прентисс, — Люс намеревается разрушить вселенную Эйнштейна.
Бурхард нахмурился и покачал головой. — Ну, не столь быстро. Во-первых, как кто-либо может предположить, что он может разрушить нашу планету, которая намного меньше вселенной? И почему вы говорите «эйнштейновская вселенная»? Вселенная под любым другим названием — все же вселенная, не так ли?