Светланка подняла глаза… На тонком лице расцвела такая улыбка! Та, самая "извечно-женская", с которой, наверное, все истинные дочери Евы обращаются к нему
, единственному и неповторимому. И нежная, и лукаво-дразнящая, и таинственная. И смущенная…- Понимаю. Знаешь… Леш мне сказал, что он сегодня "всю эмпатию угрохал в пещере фениксов", так что ночью не почует даже пляски русалок. Вот…
Он проснулся от тревоги. Рассвет вихрился туманом за окнами, дышал свежестью.
Тихо. В чем дело?
В комнате никого. Связь… порядок, Леш в норме. Что… преисподняя, нет! Где-то далеко, на грани "восприимчивости" затлели угольки.
Серые.
Лина проснулась под утро. Несколько секунд бездумно рассматривала узорчатый потолок (Янова роспись), пока не поймала себя на том, что улыбается невесть чему. Хотя почему - непонятно? Понятно.
Пригревшийся в Лешевом огне феникс мирно дремал, транслируя волны покоя и уюта, по телу еще бродили отголоски ночного тепла… а рядом сонно дышал тот, без которого она теперь не сможет жить.
Избранник.
Леш, Леш… она приподнялась на локте и посмотрела в лицо спящему. Рассыпанная каштановая челка затеняла закрытые глаза, припухшие губы, кажется, вот-вот шевельнутся. Любимое лицо. Любимое до последней черточки. До крохотной родинки на переносице.
Близкий-близкий. Навсегда…
Она прикрыла глаза, запоминая это: тишину, нарушаемую шелестом листьев за окном и дыханием Леша, его руку на своем плече… его тепло. И задержала дыхание, потому что этот момент, вот именно этот - полного, светлого, совершенного счастья - хотелось удержать в памяти навсегда.
Не будить, не тревожить, не касаться даже - просто смотреть. И вспоминать.
"Я ничего не обещаю… на первом свидании," - шепчут искусанные губы. А она, Лина, смотрит на него и думает, что зря не знакомилась до сих пор с мальчиками. Потому что среди сверстниц ей пока не попадалось таких нахалов.
Возникает фигура в перекрестье лучей, и ясный голос словно касается души:
Каждый из вас звезда…
Только решись на это…
А потом он смотрит в зал, и…
" Ты! - почти просяще звучит его голос, - Это ведь ты…"
А она впервые в жизни забывает о порученном задании.
- Эти мне эмпаты…- шутливо негодует она перед знакомством с родителями.
- Особенно один, - соглашается "этот эмпат", как бы невзначай придвигаясь поближе…
- Совершенно невозможно себя ведут…
- Точно.
- Надрать ему уши…
- А может лучше поцеловать? - вносит предложение обладатель ушей… - Он больше не будет…
"Дим, стой!" - Леш рвется наперерез разъяренному Вадиму и закрывает ее собой…
Пещера фениксов и смертный приговор… и лед, обещанный лед, вымораживающий сердце. И знакомый голос рядом, как чудо:
" Лина, ты цела? Очнись… Вадим, держи барьер!"
И горячие руки Лёша на ее запястьях - у оков…
И потом, и потом…
Который раз ты спасаешь мне жизнь, светлый маг? Сколько даришь.
Жизнь, веру в людей, себя… и меня. Настоящую меня. Без тебя - я понимаю, понимаю! - все было бы по-другому.
Высшие силы, что я сделала?
Говорят, вы награждаете или караете человека за его дела. Что я сделала, за что мне это?
Неизвестно. Зато… зато еще могу.
Она бесшумно поднялась с постели. Набросила одежду. Нацарапала записку… В следующую секунду мир выцвел и качнулся, чтобы спустя миг снова расцвести красками - особенно алой и золотой.
Пламя…
Оно вскинулось и заиграло золотистыми языками, приветствуя… узнавая. Лина кивнула и, шагнув вперед, погрузила руки в знакомый жар.
Лина едва удержалась, чтобы не отдернуть руки. Спокойней, ну-ка.
Пламенный вихрь пронесся в жаркой глубине. Рассыпался на несколько огненных жгутов, опал…
Беззвучный голос изменился, в шепот вкралась горечь.
Подождите… как это?
Лина едва не разорвала контакт. Высшие силы… Пламя. Пламя…
Все это время, пока они изо всех сил почитали свою святыню, все это время, пока вершили ритуалы в его честь, все это время…
А святыня в это время отчаянно боролась с одиночеством и непониманием. Пыталась пробиться к своим дочерям, одаряла их теплом, дарилафениксов…
А они ничего не понимали.
Серые. Утренний воздух показался очень холодным. До озноба.