Вообще, после учиненных репрессий знать начала с величайшей осторожностью приглашать к себе в дома представителей различных посольств и консульств, которые до недавнего времени, как дома у некоторых семейств себя чувствовали. Везде и всем пока мерещилось всевидящее око Ушакова, который реял над гостиными аки коршун, выискивающий крамолу как добычу. Одно его появление, улыбающегося добродушно как любимый дядюшка, заставляло сердца замирать, а то и выпрыгивать из груди, в зависимости от степени провинности. И оттого шпионы различных мастей начали испытывать самый настоящий информационный голод. Ну нечего им было писать своим королям. И начали они потихоньку присылать мне привет и намекать на личные встречи, или же вот, как англичане сделали – хорошенькую лядь послали. Запросы я пока в кучу складывал, оставляя без ответа, но в иностранном приказе только плечами пожимали, они-то уже давно привыкли к таким закидонам, их мои «изменения» не слишком коснулись. И начали иноземцы потихоньку нервничать. А усугублялось дело тем, что я так и не разрешил англичанам пеньку и парусину поставлять. Испанцам отгружали, а вот островитянам – шиш. И тут выяснилась интересная деталь, оказывается, сами они умеют все это делать, только не тех количествах, что им были нужны, а голландские товары почему-то оказались не такими качественными, как наши. Такой вот кордебалет. Я же делал удивленное лицо и руками разводил, забыл, мол, но ничего, еще немного и все поправлю. Почти год уже поправляю, уже на плохую память не спишешь.
А ведь по моему повелению Андрей Иванович не спускал пристального взгляда с самих представительств иноземцев, принося мне слухи о том, что и иноземцы, и наши начали высматривать в моем окружении серого кардинала, который все это, по их мнению, заварил. Ну, пускай ищут. Пока ищут, я многое успею предпринять. Сенат собирался сейчас редко, и новых указов мне на ознакомление вообще почитай полгода уже не приносили. Теперь же и вовсе затаились, словно мыши под веником.
И, кроме того, в отданных Ушакову классах в Петербурге шла вовсю подготовка уже наших шпионов для дальнейшей их службы за рубежом для сбора информации и оперативной передачи ее на родину, которая их не забудет. Сегодня утром Андрей Иванович как раз отправился навестить своих птенчиков, оставив мне копию письма Джейн Рондо к своей «подруге», которое перехватили с самого раннего утра. Пока я спал, сном полностью удовлетворенного человека, Джейн строчила свои мемуары, часть из которых когда-нибудь будет даже опубликована. Ушаков явился ко мне, когда я еще потягивался в постели, и нравоучения, которые я сейчас выслушивал, были за этот только что начавшийся день далеко не первыми. Правда, Андрей Иванович пенял мне на то, что я слишком сильно рисковал. Ну как же, не имея специфического опыта так подставиться. И мои аргументы о том, что случай больно удачный подвернулся, пропускались мимо ушей, упирая на то, что существуют специальные людишки для подобных дел, и это никак не должен быть император.
Вместо того чтобы что-то доказывать двум новоявленным моралистам, я просто протянул Репнину ту самую копию письма, которую мне притащил Ушаков. Он вообще обожает копаться в диппочте, и совесть его при этом никак не мучит, и спит Андрей Иванович спокойно только тогда, когда полностью уверен, что ни одна записулька не прошла мимо его орлиного взора.