Новая реальность

— А у нее очень даже змеиный язычок. Думаю, что тебе на этот раз действительно повезло, государь Петр Алексеевич, — и Шереметьев в знак одобрения сжал мое плечо. Я кивнул ему и направился за Филиппой, которая стремительной походкой направлялась в сторону открытых окон.

Когда я вышел вслед за ней, то увидел, что она стоит, прислонившись лбом к колонне в тени, так, что падающая на нее тень практически скрыла ее от любопытных взглядов.

— Ваше высочество, — я подошел и остановился, не подходя слишком близко. Она выпрямилась и обернулась, внимательно меня разглядывая. Молчание затягивалось, и я уже думал, что нужно что-то сказать, но Филиппа меня все же опередила.

— Я хочу попросить прощения за то, что повела себя в тот вечер слишком вольно, и, возможно, дала вам повод думать, что я вполне доступна, но вы меня не узнали, и это было так… необыкновенно. Нам нельзя больше встречаться, Петр Михайлов, это неправильно.

— Что же в этом может быть неправильным? — я невольно нахмурился.

— То, что я две ночи думала о вас, и совсем не думала о своем женихе! — она прижала руки к заполыхавшим щекам и попыталась проскочить мимо меня. Я же перехватил ее руку, думая, что сейчас вполне подходящий момент, чтобы отвести ее немного дальше в парк и закончить весь этот фарс.

— Филиппа…

— Оставьте меня, прошу вас, — она так сильно рванула руку, что я не сумел ее удержать, а стиснуть сильнее – это оставить на нежной коже синяк. — Оставьте мне хоть немного гордости, — и она, подхватив юбки убежала. Я же стоял и тер лоб, соображая, что сейчас произошло.

— Ну ничего, в Москве мы во всем разберемся. Там ты не сможешь бегать от меня вечно, — прошептал я, направляясь прямиком в выделенную мне спальню, чтобы перед сном еще раз просмотреть начинающий приобретать вид полноценного договора, наброски брачного соглашения.

Свернув на очередной виток спирали, мы с Румянцевым подошли к какой-то лавке, и я уже хотел пройти мимо, но тут меня привлекла арабская вязь на вывеске. Резко развернувшись, я вошел внутрь. На меня обрушилось такое смешение запахов, что я несколько раз чихнул, чем привлек внимание хозяина лавки, маленького с бегающими глазками, чернявого. Именно такими я всегда представлял себе восточных торговцев.

— Господа желают что-то приобрести? Может быть, духи, или румяна? — затараторил торговец, но я прервал его, властно подняв руку. Что меня всегда поражало в этих людях – они всегда четко могли распознать, кто действительно правит бал. Торговец практически не смотрел на Румянцева, он обращался ко мне и только ко мне, безошибочно определив, кто из нас главнее.

— Нет, духи меня не интересуют, — я навалился животом на прилавок и заговорщицки прошептал громким шепотом. — Я хочу что-нибудь совершенно необычное, из самого сердца сераля, — я знал, что у восточных женщин, особенно проживающих в гаремах владык имеется испокон веков небывалое количество всевозможных приблуд, используя которые они старались привлечь внимание господина, и хна с сурьмой здесь стояли далеко не на первом месте – это был так, эконом-вариант, для самых бедных. У меня же куча скучающих химиков дома, которым можно дать задание сделать нечто похожее, и куча Лизкиных денег, которые я уже прикидываю, как можно потратить с пользой.

— О, кажется, я знаю, что имеет в виду молодой господин, — хозяин развратно мне подмигнул, за что едва не получил в рожу. Я в последний момент сдержался, чтобы ему не зарядить в нос. — Вот, — хозяин нырнул под прилавок и тут же вынырнул обратно, протягивая мне какую-то мазь в широкогорлом флаконе. Крышка была плотно притерта, а когда я ее открыл, то тут же поморщился из-за резкого запаха, который заглушил даже запах различных духов.

— Что это? — спросил я резко, выпрямляясь и пристально глядя на хозяина.

— Это мазь, которая может удалить волоски с тела гурии, делая ее кожу нежной, как попка младенца, — ответил хозяин и расплылся в сальной улыбке, которая быстро погасла. — Но она почти не пользуется здесь спросом, и это так обидно, особенно когда видишь, сколько времени французы уделяют ублажению плоти.

Депилятор? Серьезно? Нет, я слышал, что наложницы султана не должны были иметь на теле ни волоска, но…

— Покажи, — я указал на его запястье, покрытое густыми черными волосами. Хозяин было дернулся, но я приподнял бровь, демонстративно положив руку на рукоять кинжала. — Покажи, живо.

Мазь легла поверх жестких волос на руке араба. Прошла пара минут, когда он с таким вздохом, словно я потребовал его отдать мне единственную дочь, начал соскребать мазь специальным серебряным скребком. Когда последние следы мази были убраны, мы с Румянцевым с недоверием уставились на абсолютно чистое запястье.

— Это какой-то фокус, государь? — повернулся ко мне Александр Иванович.

— Нет, это не фокус, — я покачал головой. — Беру три флакона. Что еще есть на складе? — сказав последнюю фразу, я не сумел сдержать усмешку. Никогда не думал, что ее можно будет где-то ввернуть.