Новая реальность

…в тот день она увидела дождь. Не просто увидела, а поняла, что маленькие светлые капли, которые только притворяются холодными, на самом деле отплясывают веселый звенящий танец. Танец лета. Она забыла про скучные дротики, они ведь мертвые и злые, они подождут. А ей куда важнее было другое — стать вот такой же капелькой, веселой, звенящей, легкой! Закружиться в солнечных струйках, затанцевать, заскользить по мокрой плитке тротуара. А потом пришла мама и очень рассердилась. Очень.

Лина прижала к щекам ладони, заново переживая те пощечины… а в сознание уже проталкивалась острыми колючками-льдинками новая картинка.

Семнадцать. Восемнадцать. Девятнадцать. Как же она ненавидит цифры! Не те, что почти поет мисс Родригес в школе танцев, а те, которые мучают нескончаемыми отжиманиями, километрами бега. От которых дрожь бьет и темнеет в глазах.

— Плохо! — По плечам словно плещет струйка кипятка, и руки невольно подламываются. — Плохо, Лина. Где твоя сосредоточенность? Все сначала.

Я ненавижу… цифры.

И еще, еще.

День, когда, светясь от счастья, она прилетела из школы танцев к бабушке, торопясь поделиться своей победой на конкурсе, и нарвалась на мать, которая ледяным голосом приказала готовиться к посвящению.

Когда принесла домой щенка.

Когда в первый раз убила… и пришла домой со сломанной рукой. Он был колдун, и не из последних, а страховки не было… и нарвалась на разбор ошибок вместо помощи.

Так и вырастали они — маленькие сосульки из ненависти. Ненависти, посеянной чужим холодом. Мама, зачем?

Я не хочу. Я больше не хочу. Не смейте больше меня трогать, это моя жизнь! Моя!

Огненный вихрь.

Не хочу!

Клубящееся пламя, неистовый жар. И столб черного льда тает и плавится… оплывает. И нет его, нет, нет.

Лина с усилием разомкнула ресницы. В теле еще бродил жар, губы были солоны, точно от крови. Серые стены пещеры плыли перед глазами. Что такое…

Феникс уже очнулся, окутал крыльями, щедро делясь теплом, подпитывая силами, и в глазах потихоньку прояснялось, но пол еще протаивал и вспухал какими-то уродливыми черными горбами.

Горбом.

Одним. Лина с усилием сглотнула горячий ком — под ногами лежало тело заказчика.

— Так, — сказал внутренний голос на редкость спокойно и рассудительно. — А вот это, похоже, конец.

Вот так. Мать не простит. Тот, кто подрывает репутацию клана, на снисхождение рассчитывать не может.

Лина медленно подняла руки, убирая с лица волосы. Тело работало как-то нечетко, замедленно, словно снова где-то под кожей застрял шип, посылая в кровь отраву. Мертвое лицо заказчика слоилось и плыло: рот, глаза… Казалось, он еще усмехается, предвкушая развлечение.

Стоп.

А ну соберись.

Распустилась! Возьми себя в руки. Хладнокровие, Лина, хладнокровие. Спокойно. Она чуть прикрыла глаза и глубоко вдохнула сыроватый воздух с запахом извести.

Пять.

Расслабить мускулы, позволить всему лишнему стечь вниз, к ладоням, темным нечетким, но осязаемым комом.

Четыре.

Мягко сблизить-сложить ладони, удерживая свои тревоги там, в жарком плену рук.

Три.

Отрешиться и отпустить сознание на один бесконечный миг. Беззвучная жаркая вспышка огня. И липкий ком испаряется прочь, оставляя покой и равновесие.

Два.

Я спокойна. И выдох, медленный и плавный, так, чтобы не колыхнулось пламя свечи.

Один.

Я спокойна.

Лина открыла глаза. Прищурилась, рассматривая труп. Присела, чуть повела рукой. Похоже, она обошлась даже без ножей, попросту сломав клиенту шею. Ну, туда ему и дорога, жалеть не стоит.

Даже хорошо, если подумать. Пещерка уединенная, тело сейчас замаскируем, ауру своего присутствия сотрем.

И гадайте, кто приложил руки к его шее.

Конечно, на демонов никто не подумает, у них оружие другое, но ведь и у нас другое. И магию я у него не брала — от некромантки Феникс клюв воротил, от этого тем более.

Так что… у меня есть время.