Новая реальность

В каштановой челке — кружево снежинок… И эти веснушки.

— Ириш, что случилось?

— Иришка, крыло?

— Ир, ты чего молчишь?

Дим поднял голову — на них смотрела троица крылатых девушек. И еще две планировали сверху. С той самой крыши. И только тут глаз ухватил на сломанном крыле надпись «Супер-парашют «Ангельские крылья», а наконец-то проснувшаяся память выдала информацию об этом изобретении какого-то шустрого суздальца. Недавнее изобретение, всего-то месяц. Значит, уже пошло в массы. Отстаешь от жизни, чародей. Слишком большой загруз в последнее время.

— Эй, ты ушиблась? Ириш, это кто вообще? Он тебя обидел?

Девушка-снежинка вдруг улыбнулась.

— Нет. Он меня спас.

Вот так и познакомились. Иринка так и осталась для него Снежинкой, хоть прозвище, как потом выяснилось, было абсолютно неподходящим. Вот Солнышко подошло бы в самый раз. Как-то получалось у нее так, что люди в ее присутствии прекращали склоки, ссоры и жалобы и «расцветали», начинали улыбаться. Даже завзятые скандалистки-пенсионерки. Даже энергетические вампиры (вот же зловредное племя). Иринка зацепила даже Лёшку. Эмпат-братец, чуть не на веревке притащенный в гости, уже через пять минут блаженно жмурился, как котенок на солнце, а после тихо и серьезно посоветовал беречь девчонку — мол, такие попадаются редко, как амурские тигрята.

Дим берег.

Благо Снежинка не была ни магом, ни серьезной ведьмой, про магический мир не догадывалась, о своих довольно средних способностях не подозревала. Рано осиротевшая, она жила и училась в другом городе, и все мечтала, что вот закончит учебу и переедет в Севастополь. А пока она старательно готовилась к их встречам, пекла изумительные — язык проглотишь — пирожки и окружала Дима заботой. Было что-то смешное и удивительно трогательное в том, как старательно она изучала энциклопедии домашней хозяйки, как специально для него записалась на кулинарные курсы, как торжественно купила и преподнесла домашние тапки. Как выговаривала за то, что он тратит уйму денег на частые поездки. В том, как серьезно она готовилась в педиатры — не в косметологи, не в дантисты, а именно в педиатры, избрав эту не слишком престижную работу с самого начала. Все задатки Светлой.

А он накладывал на ее крохотную квартирку (а заодно и на весь дом и корпус) все дозволенные защиты, телепортировался всегда каскадно, в несколько приемов, стряхивая любой возможный хвост.

Берег. Слишком уж сейчас небезопасно.

— Дим? — Иринка распахнула дверь. — Заходи, что ты стоишь? У тебя же ключ есть.

Есть. Я просто проверил. Значит, ты меня чувствуешь.

Глава 19 Когда кружатся стены

— Лина…

— Ш-ш-ш… — И она быстро поцеловала его, куда дотянулась. Получилось — в подбородок, все-таки он выше на целую голову. Тихое, невнятное, удивленно-счастливое восклицание — и подбородок сменился губами. Через минуту… или пять… или вечность… Лёш оторвался от ее губ и чуть дрожащими руками погладил по плечам, по щеке. Глаза у него… хмельные какие-то, туманные.

Счастливые.

— Подожди. — Он быстро пригладил растрепавшиеся волосы и тряхнул головой, стараясь успокоиться. — Подожди, мы же… ну.

Нет, милый. Никакого ожидания больше. Больше — нет.

Она положила обе ладони ему на грудь. Довольно курлыкнул Феникс, расцветая навстречу теплу, глухо стукнуло сердце — словно толкнулось в ее руки.

— Не хочу больше ждать. Не хочу больше бояться. Я люблю тебя, Лёш. Навсегда.

Потемневшие глаза Лёша… чуть шевельнувшиеся губы, на которых замирает невысказанное слово.

И вдруг стремительная, неудержимая, пьянящая радость захлестывает с головой. С ликующим криком Лёш срывается с места, хватает ее на руки и кружит, кружит, кружит по гостиной, то прижимая к себе, то едва не подбрасывая в воздух. Кружатся стены, кружится пол, пролетает мимо диван. Непонятно откуда возникшая ваза нарезает круги рядышком, рассыпая куда придется мокрые темно-розовые цветы.

Диван глухо охает, когда на него с размаху валятся сразу два тела, но тут же гостеприимно пружинит, не давая этим самым телам ушибиться.

— Лёш! — вопят сразу три голоса — из кухни и комнат. — Приглуши громкость!

Спохватившись, юноша смущенно извиняется, и сумасшедшая радость немного побурлив, все-таки входит в берега. Эмпат несчастный. Но кто на него будет сердиться?

Только не я.

Потолок, на прощание крутнув люстру, замирает в неподвижности.

И на нее снова смотрят самые счастливые в мире глаза:

— Лина…

Они проговорили почти всю ночь. О клане и фениксе, о Стражах и Координаторах, о прошлых секретах и о будущем согласии. Время от времени кто-то из них спохватывался и вспоминал, который час, но расстаться сейчас было абсолютно невозможно. И опять сплетались пальцы, и тихие голоса вспоминали то первую встречу и «еду с норовом», то маленькую пещерку-тайник, где юная феникс прятала свое неожиданное «осложнение», то поганца-мага из песни Лёша, который наколдовал слониху незадачливому клиенту.