Новая русская империя

Укрепление верховной власти, точнее, ее становление (ибо сегодня формально власть у нас принадлежит «многонациональному российскому народу», а фактически может переходить от одной группы лиц к другой) будет на самом деле подлинным становлением новой России, творчески соединяющим в себе ее царский, имперский и советский периоды с включением тех элементов демократии, которые не противоречат «тысячелетней парадигме».

Что касается «Основ» конституционного строя, то прежде всего пересмотреть необходимо положение о так называемых «высших ценностях государства». «Человек», и тем более «его права», не могут быть «высшими ценностями» просто потому, что таковыми не являются. Высшими ценностями должны быть признаны ценности основных традиционных религий народов России, а также такие, как патриотизм, справедливость, милосердие.

В ходе конституционной реформы следует отказаться от абстрактной, чисто исторически (в XVIII веке) обусловленной и не соблюдаемой уже и на самом Западе доктрины «прав человека». Сама концепция «человека» в юридическом смысле должна быть пересмотрена. «Человека вообще» не бывает: всякий человек есть прежде всего представитель своей нации, церкви, общественного сословия. Сами же «права человека» — лишенные какой-либо сакральности и изъятые из Конституции как некая «высшая ценность» — должны будут рассматриваться исключительно в единстве с их обязанностями.

Так, свободу труда следует рассматривать как свободу для труда, а не как свободу от труда. В тех статьях новой Конституции, где будет говориться о правообязанности труда, обязательно должно быть подчеркнуто многообразие его форм, включающее творчество, предпринимательство или мышление. Право на жизнь также должно рассматриваться во всей своей полноте, то есть от зачатия до смерти, и тем самым став правообязанностью, влечь за собой все соответствующие последствия, включая запрещение абортов, с одной стороны, защиту материнства и детства государством — с другой.

Нет никаких принципиальных возражений против свободы всех форм собственности, однако понятие правообязанности неизбежно вводит мотив социальной ответственности собственника, подразумевая под этим обязанность вкладывать в развитие производства, науки, культуры, образования и возможность вмешательства государства в случае отказа от такой ответственности. Вообще, в новой Конституции социальный характер государства должен быть обязательно заострен. «Социал-консерватизм» — так можно было бы определить политико-правовую идеологию будущей России, если мерить ее в привычной шкале политических идеологий.

Постепенно следует менять и систему представительной демократии и, соответственно, конституционную структуру высших государственных органов (через Конституционное собрание или референдумы). Речь идет о переходе от политического представительства (по принципу той или иной идеологии) к представительству территориально-профессиональному — то есть представительству от российских регионов с одной стороны, профессиональных групп населения — с другой. Либо о соединении всех этих типов представительства воедино. Фактически речь идет о новом формате Земского собора, где должны быть представители всех значимых видов деятельности, начиная от политиков и бизнесменов и заканчивая крестьянами и учителями. Таким образом будет реализован полный спектр народного представительства и, соответственно, будут представлены все интересы. При необходимости такой переход можно осуществить через механизм полномочного Учредительного собрания (Общероссийского земского собора).

Демократия в России прекрасно работает на уровне местного самоуправления, быть может, в рамках городов и поселков, но в силу огромной территориальной протяженности, сурового климата и постоянной внешней угрозы как с Запада, так и с Востока, она не может быть общегосударственным устроительным принципом. Социально-представительное государство с сильной и преемственной Верховной властью — такой мы видим будущую Россию. Глава государства должен выступать безусловным национальным лидером.

Мы стоим перед задачей восстановления традиционного понимания природы государства как самодержавной власти. Мы хотим, чтобы власть снова стала священна для каждого, а церковь — свята для всех. Ведь власть — это не привилегия и не инструмент обогащения. Это служение не за страх, а за совесть.