Вскоре метрах в ста от нас замаячила автобусная остановка. Я с облегчением вздохнул: желудок, не насытившись лимонным "Чупа-чупсом", настойчиво требовал перекуса. Волк травил анекдоты, Василиса с жестокостью убийцы обрывала лепестки с ни в чем не повинных ромашек. Василек она вставила в кармашек джинсовки, одетой поверх сарафана. Наконец, мы дошли до остановки и бросили свои усталые косточки на лавку. Слева от нас сидел мужичок в коричневой ветровке, обнимающий обеими руками корзинку, плотно прикрытую папоротником. На земле валялся рубль. Я по привычке поднял его с земли и принялся поигрывать монеткой, подбрасывая в воздух и ловя.
Машин не было. Вообще, на шоссе было пусто — хоть шалаш ставь и на ночевку устраивайся. Вдруг мужичок спросил:
— А вы кудыть едете?
— В Москов-град, — вежливо отвечал я, засовывая монетку в карман, чисто машинально.
— В Москву, значится, — крякнул мужичок. — Я от тоже. Грибочки на продажу везу.
— Зачем же в Москву, так далеко? — удивилась Вася. — В Суздале продать можно.
— Да кому тут таперича мои грибки нужны-то? Тут все сами с усами. То ли дело в бывшей столице… там-то на грибы да ягоды спрос большо-ой. Город застроенный, загазованный…
— Да ну? — поддержал я беседу. — Как же — загазованный? Столицу же перенесли. Чтоб Москва хоть от кавказского криминального элемента отдохнула чуть-чуть.
— Из Питера вон тоже перенесли, — фыркнул грибник. — А какой городище-то роскошный. Да и потом, жил я раньше в подмосковном лесу.
— Как это в лесу?!
— А так это. Я ж леший.
Я изумленно глянул на его руку. Прямо из кожи сучок торчал. С листиком.
— Мой там лес был, собственный. А потом понаехали туды всяки новые русские, коттеджи себе "загородные" строить стали. И лес мой безжалостно выкорчевали. Ни клюквы, ни брусники, ни березки, ни дубка не оставили, клятые. От-то я таперича и живу у друга своего в Суздале. А жить же на что-то надо. В наше время без денег даже леший сдохнет, никто и не обернется. Вот и езжу в Москву грибы да клюкву сбывать — с руками отрывают, у них-то дефицит. Безобразие?
— Безобразие, — согласился я.
— Эх, ну да ладно, — вздохнул московский леший. — От уж наш автобус идет. А знаете ли, нынче чего сделали?
— Ну?
— Пересадку. От Суздаля на одном автобусе едешь, от Орехово-Зуево на другом.
— Уа? — в унисон издали мы с царевной неизъяснимый звук. Вот так неожиданность! — Это что же выходит, еще две копейки тратить?
— Не две, а три, — поправил леший, влезая в битком набитый автобус вслед за нами. — Билеты подорожали.
Вот тебе и экономия…
Мне кажется, нет смысла пересказывать нашу поездку в автобусе. Кто в общественном транспорте ездил, тот все поймет:
— Эй, вы, я, между прочим, не ступенька!
— А кто, царевна Василиса?
— Ух ты, какой догадливый!
— Да посторонись ты, лохматый. Придавишь же. Аай!
— Осторожно, бабушка, дайте я помогу вам встать…
— Лучше ты мне сесть помоги.
— А-а! Мамоська, на меня волк глядит!
— Сама ты волк. Это собачка!
— ААА! — Волчик в знак примирения лизнул девочке руку.
— Он тебя укусил?!
— Не-а, только попробовал сють-сють…
И все в том же духе.
Часам к трем дня, помятые и полупридавленные, мы вывалились в Орехово-Зуево на остановке. Перекусив, решили ждать автобуса до Москвы.
— А может, лучше на поезде? — заколебался Волк через сорок минут ожидания.
— В жизни больше на поезд не сяду! — одновременно выпалили мы с царевной.
— Понятно, — почесал Волк лапой в затылке и улегся…
Наконец, автобус подошел. К счастью, он оказался почти пуст. Доехали за два часа без приключений. Сошли с автобуса, остановились в нововыстроенной гостинице "Царь Василий", заплатив десять золотых рублей без сдачи (два номера на троих). Потом Вася отправилась "заниматься шопингом", то есть бегать по магазинам, а мы с Волком сели играть в "подкидного". И так весь день до вечера прошел почти впустую.
— Ай! А тебе все видно.
— А ты вообще на козырном тузе сидишь.
— Я?! Вот, полюбуйся! Зато у тебя дама червей под хвостом моя спрятана. А я-то думал, куда она делась!
— Да?! А ты… ты… о! Твоя карта бита, и вообще ты "дурак".
— Отлично, — буркнул я. — Когда будем играть в домино, я тебя в "козлах" оставлю. И еще капусткой угощу.
Я неловко встал со стула и упал, подвернув ногу. Вошедшая Василиса кинулась ко мне.
— С тобой все в порядке?
— Все, все, — проворчал я, пытаясь скрыть смущение; поднялся, отряхнулся. — Если не считать, что вот этот лесной зверь оставил меня в "дураках".
— А кто ты, по-твоему? — хихикнула Прекрасная. Откуда она знает, что в родном селе меня именно так и звали? Кстати, никогда не мог понять, за что.
Поужинали молча, разошлись по номерам, легли спать. Я долго не мог уснуть и доставал Волка расспросами. Например:
— Слушай, Волчик… а как думаешь, отчего Вася такая грустная в последнее время?
— Может, по папеньке скучает? Моя сестра в ее возрасте…
— А может, по князю?
— С чего ты взял?
— Ну она с ним так прощалась…
— Да ну тебя. Спи.
Или:
— Эй! Ты еще не спишь?
— Сплю…
— Ну тогда скажи: как думаешь, а наша царевна князю понравилась?
— Почем я знаю? Я что, князь? У него, кстати, жена есть.
— Ну и что, жена? А может, князь…