Неподвижностью мозга у низших рас объясняется и их поразительный консерватизм, благодаря которому верования, обряды и обычаи уцелели у них в течение многих тысячелетий. Уже древние поражались консерватизмом некоторых современных им народов. Так Геродот, передавая об одном народе, писал: «По крайней мере более 2000 лет, а может быть еще гораздо дольше, эти люди живут все также, как и жили. Они и теперь настолько же богаты и бедны, как были тысячелетия тому назад. Они ничего не прибавили к тому, чем обладали в те времена. История каждого поколения была та же, что и предыдущих». «Первобытный человек, – говорит Герберт Спенсер, – консервативен до чрезвычайной степени. Даже из сравнения высших рас между собой, и из сравнения друг с другом различных классов того же самого общества, можно заметить, что наименее развитые выказывают наиболее отвращения ко всякой перемене. Какой-нибудь улучшенный метод прививается к простонародью с большим трудом и даже всякий новый род пищи встречается обыкновенно неприязненно. Нецивилизованный человек отличается этим качеством еще в большей степени. Его более простая нервная система, теряющая ранее свою пластичность, оказывается еще менее способною подчинятся перемене. Отсюда его бессознательная и сознательная преданность тому, что уже раз установилось». «Так как это было хорошо для моего отца, то оно хорошо и для меня», – говорят все нецивилизованные люди. Ко всякой самой ничтожной перемене они выказывают отвращение и постоянно противятся всякому нововведению и улучшению в их быте. Поэтому обычаи их остаются неизменными. Жилища их так же постоянны, как гнезда птиц, каждое племя, подобно отдаленным видам птиц, имеет в этом отношении свои постоянные особенности. Одежда и покрой ее не подвергается влиянию моды до малейшей пуговицы или складки, каймы или обшивки.
Из числа прочих нравственных качеств низших рас надо упомянуть об их осторожности, недоверии, подозрительности и скрытности. Все эти свойства, конечно, отнюдь не свидетельствуют об их высоте, так как известно, что животные, плохо защищенные в борьбе за существование, как например, зайцы или овцы, наделены этими свойствами в высшей степени и без них погибли бы в борьбе за существование.
Очень близко к осторожности стоят еще два порока низших рас: трусость и робость. Вот для примера рассказ, ярко рисующий эти два порока у лопарей. Раз, один русский чиновник, объезжавший лопарские погосты по делам службы, в досаде на одного лопаря за то, что тот нечаянно опрокинул чайник, потаскал его за волосы. Лопарь ударился в слезы, а за ним и вся его семья. Перепуганный бедняк долго не мог успокоиться, воображая, что он совершил страшное преступление и, уже наказанный не в меру за свою неловкость, спрашивал сквозь слезы, что ему за то будет. Своих ближайших властей лопари боятся чуть ли не более высших, они сами говорят, что для них рассыльный – бог. И о вотяках: «Одна из выдающихся черт в характере воятков, – говорит гр. Верещагин, – необыкновенная робость. Замахнись на здешнего вотяка, ради шутки русский, и вотяк в момент встанет в тупик и чуть не задрожит».
Замечательно, что некоторые из низших рас робкие от природы, но унаследовавшие от своих отдаленных предков обычай войны и грабежа, проделывают все это, но в очень курьезном виде. По описанию миссионеров и путешественников, война между такими дикарями ведется только для того, чтобы обманывать друг друга. Сражаются они легким оружием и очень неохотно, единственно для изображения стыда вернуться домой ни с чем. Для решения победы достаточно бывает двух-трех убитых или раненых и сражение кончается. Страх одолевает этими людьми при виде крови, они, так сказать, боятся обагрить ею поле сражения, а потому тотчас же разбегаются в разные стороны, после чего наступают переговоры. Подобные же трусливые народы, занимаясь грабежом, стараются прежде всего напасть на людей таких же трусливых как они сами, проделывают это воровски, внезапно, врасплох, но при малейшем отпоре обращаются в бегство, бросая все, что могло бы их задержать.
Некоторые из низших рас кроме трусости обнаруживают рабское подобострастие к тем, кто сурово обращается с ними и презирают тех, кто обращается с ними мягко. Они лишены всякой независимости и не только не избегают рабства, но ищут его. Раболепное почтение к высшим и страх – у них самые сильные чувства.
Дамары, по словам Дальтона, «добиваются попасть в рабство» и «следуют за господином, как болонка». Подобные явления встречаются и у других южных африканцев. Один из них говорил европейцу: «Какой же вы господин; я у вас был два года и вы меня ни разу не побили?».
Стадность обнаруживается между прочим и в страхе низших рас перед общественным мнением своего села или племени, перед неудовольствием или насмешками товарищей. Этот страх так силен, что вполне управляет поведением человека и заставляет его неукоснительно следовать предписаниям местных обычаев, как бы они ни были бессмысленны или жестоки.