Новая царица гарема

– Я все еще надеюсь – страх и надежда борются во мне. Но он уже давно, очень давно уехал, и никакого известия от него не дошло до меня. Другие принесли мне весть, будто он умер!

– Умер! Ах, баба-Альманзор был так добр, и Абдаллах тоже умер, он, который вырезал для меня хорошенькие лодки из коры и приносил мне финики, и он также не вернется более. Знаешь что, Реция, я ужасно боюсь, может быть, и Сади тоже не вернется!

– Что ты говоришь, Саладин? – сердито укоряла она маленького принца. – Ты этого не должен говорить! Разве ты не знаешь, как я люблю Сади?

– Ты также любила и баба-Альманзора, а он не вернулся. Ты любила и Абдаллаха – и он не вернулся. Вот мне и пришло в голову, что и Сади не вернется, так как ты его тоже любишь.

– Мне страшны твои слова, Саладин!

– Ты сердишься на меня, Реция?

– Никогда больше не говори ничего подобного.

– Ах, как хотелось бы мне поплакать и погоревать с тобой! Я этой ночью видел очень страшный сон. Мне снилось, будто я шел за руку с тобой гулять за ворота и мы пришли на кладбище, – рассказывал маленький принц, – и тут ты показала мне могилу доброго баба-Альманзора и Абдаллаха. Как только вступил я на надгробный камень доброго баба-Альманзора, он скатился прочь. Мы поглядели вниз – могила была пуста! В ту же минуту показалось мне, как будто мы были уже не на кладбище, а у подошвы крутых песчаных гор, на которые мы хотели взобраться. Вверху росли цветы, и деревья отбрасывали от себя тень, а на самом верху стоял твой Сади. Казалось, он манил нас, потом он стал расти, делался все выше и выше! Позади его стояла женщина, такая же высокая, голова ее была так же величава, как вершина пальмы, и Сади отвернулся от нас, а мы все старались вскарабкаться к нему и все падали и падали вниз. Твой Сади не смотрел на нас больше, он смотрел только на высокую женщину, и мне показалось, будто ячмак упал с ее головы, и тут я закричал от ужаса: я увидел мертвую голову.

– Как только такие сны снятся тебе, Саладин? – сказала Реция с тайным ужасом.

– Неудивительно, что мне приснилась мертвая голова. Я однажды видел такую в кабинете баба-Альманзора, и вот она иногда припоминается мне, – отвечал маленький принц.

Реция посмотрела в решетчатое окно – во дворе было уже темно, наступил вечер, давно желанный вечер!

– Отгони от себя эти мрачные образы, моя радость, – сказала Реция и с любовью обняла мальчика. – Вот наступает ночь, и Сирра приведет сюда Сади!

– Ах, как страшно было ночью взбираться на высоту, – горевал маленький принц, – как трудно подыматься по песку, мы все падали вниз.

Эти образы, казалось дочери Альманзора, имели легко объяснимый смысл, но она не хотела и думать об этом! Надежда, наполнявшая ее душу, победила впечатление, которое произвел на нее сон Саладина. Она знала мужество и силу Сади. Она говорила себе, что он накажет грека, как только Сирра сообщит ему о всех злодействах последнего. Что мог сделать Лаццаро, несмотря на хитрость и злобу, против могущества и любви, наполнявшей Сади! Кроме того, Сади занимал теперь высокое положение, он был офицер и с помощью своего чина мог пробраться к ней скорее всякого другого. Глаза ее блестели. Луна уже взошла на небо, бледный серебристый свет ее пробивался сквозь решетку в комнату, где Реция с маленьким принцем пламенно ждала своего избавителя, своего возлюбленного Сади. Вдруг она услышала тихие шаги в коридоре, в котором эхо больших, высоких, со сводами покоев громко разносило малейший звук. Это не мог быть старый Тагир, он никогда в этот час не приходил к заключенным. Реция прислушивалась. Она поднялась с места, восторг охватил ее душу при мысли, что это приближается Сади. Саладин тоже услышал шум и, не говоря ни слова, указал на дверь. Исполненная ожидания, стояла Реция. Нежный свет луны проникал в комнату и серебряным покрывалом ложился на стройную, прекрасную фигуру заключенной.

Вот шаги дошли до двери. Затаив дыхание, смотрела на нее Реция. Следующая минута должна была решить все.

В замок был вставлен ключ и тихо и медленно повернут. Так никогда не отворял дверь Тагир. Но это могла быть Сирра! Сади или Сирра? Но вот дверь отворилась, и на пороге показалась окруженная мраком фигура мужчины. Реция наклонилась вперед. Лунный свет упал на вошедшего, и крик ужаса вырвался из уст заключенной – не Сади, не Сирра были это! Лаццаро, грек стоял на пороге! Он надеялся застать прекрасную Рецию в глубоком сне, но вот она стояла перед ним, она и маленький принц, охваченный страхом при виде грека.