Праздник Байрама уже наступил, начался восточный пост. Безмолвие царило на улицах Константинополя. Можно было видеть старых и молодых мужчин с четками в руках, прохаживающихся по улицам и ничего не говорящих, кроме хвалы Аллаху и его великому пророку. Никто не смел работать, никто в течение дня не смел ни есть, ни курить[9]
– это тяжкое запрещение, и всякий, чтобы как-нибудь незаметно убить время поста, гуляет по базару или стоит во дворе мечети, или внизу на берегу ожидает желанных пушечных выстрелов, возвещающих закат солнца. Едва прозвучит сигнал, как с тем большей силой закипает жизнь, которая под гнетом закона замерла на день. Все едят, пьют, курят, и все население с истинным восторгом бросается в вихрь запрещенных днем удовольствий.«По извилистым улицам гремят трубы,
– так описывает праздник Швейгер Леркенфельд в своем сочинении, – под полумесяцем глухо звучат тамбурины в руках смуглых детей арнаутов, и когда ночное покрывало спустится на освещенный Стамбул, там и сям слышится нежная игра на флейте, выполняемая за затейливыми проволочными окнами того или другого гарема. С первыми лучами утренней зари за горами Скутари вторично пушечные удары возвещают наступление дня, и каждый мусульманин снова на день воздерживается от пищи, питья, курения и употребления благовонных эссенций.Величие всего праздника составляет таинство «святой ночи». Страх овладевает исламитами с наступлением этой ночи. С ней связано необъяснимое, таинственное представление о сверхъестественных влияниях на весь видимый мир: все существа одушевленной и неодушевленной природы в эти часы приводятся в движение волшебными силами, которые сильнее проявляют в них чувство бытия. Самым осязательным образом это исламитское таинство нашло себе проявление в одном обычае, который состоит в так называемой брачной ночи падишаха.
После большой церемонии в одной из императорских мечетей едет султан верхом в свой мраморный дворец Долма-Бахче, где с танцами и музыкой повелителя всех правоверных ждет еще нетронутый цветок гарема, новая жена, которая долгое время перед тем тщательно воспитывалась под руководством султанши Валиде, чтобы быть достойным образом подготовленной к этому часу.
Свидание происходит посреди празднества. Между тем как в великолепном зале под отливающим рубинами стеклянным куполом прогуливаются разодетые красавицы и невидимый оркестр разносит по огромному покою тихие, приятно ласкающие слух мелодии, султан прислушивается к ним из-за бархатного занавеса своего ложа. Цветные огоньки перебегают с пуговицы на пуговицу, но вот зашумел пурпурный занавес, и Тала, единственное мужское существо, которое смеет находиться в течение этого праздника внутри императорских покоев, просит у султана дозволения сделать ему обычный туалет.