— Эй там, сынки, что-то косить мне надоело, может, залезу к вам да помогу? Раз шестеро внизу стоят, а не четверо.
— К чему, отец, — ответил старший, работу не прервав, — мы с братом здесь вдвоём, а разогреться даже не успели.
— А я совсем как будто сплю, — добавил младший, пот со лба украдкою смахнув.
Внизу заметили его движенье хохотушки, и крикнула одна под общий смех:
— Смотри, не вымокни уснувши.
Отец довольный усмехнулся, в строй косарский, вновь выстраивавшийся, встал.
К стогу от луга дальнего шла вереница из четырёх коней, а под уздцы вели коней хлопцы молодые.
Последним самый младший вёл лошадь Радомир. Лет восемь в канун лета исполнилось ему, девятый шёл. Но развит был не по годам мальчик Радомир.
Не только ростом он над сверстниками возвышался, но и науки схватывал быстрей других, удалым в играх был. И здесь, на сенокосе, тем гордился, что получил работу, которую постарше дети делали. Ему от старших никак нельзя было отстать.
Он сам копну старался быстро обвязывать вожжами, и лошадь слушалась его. Хоть и последним шёл в шеренге Радомир, он всё же, шёл не отставая.
Чуть-чуть поодаль, у леска, резвилась детвора помладше. Завидев вереницу лошадей и копны, все бросились к ним, чтобы на копнах прокатиться.
Стремглав бежала детвора, и только девочка одна, четыре года ей исполнилось едва, отставала. Все уже к копнам подбежали дети. Она, чтоб путь свой сократить, в отчаянье через болотце напрямик решила побежать. Болотце почти высохло, но кочки ещё большими на нём были.
С кочки на кочку прыгала девчушка, совсем почти были рядом лошади, тащившие копны. Но вдруг, пытаясь прыгнуть на очередную кочку, с кочки девчушка сорвалась, а падая, о палку расцарапала коленку да в мутной луже платье запачкала, лицо.
Вскочила. Тут же плюхнулась обратно и громко заревела от обиды.
Последняя копна, проехав рядом, удалялась.
Услышал детский плач степенный Радомир. Остановил коня, пошёл на плач к болотцу. Увидел: девочка испачкалась, в луже сидит, кулачком слёзы растирает по грязному личику и ревёт, что есть мочи.
Взял Радомир под мышки девочку, поднял из лужи, поставил на сухое место и спросил:
— Чего ревёшь, малявка, горько так?
Она навзрыд, сквозь плач, стала пояснять:
— Бежала я, бежала, не успевала, а потом упала.
— Уехали все копны, я отстала. На копнах сейчас едут дети все, а я в луже сижу.
— Не все уехали, — ответил Радомир, — остался я, и вот — моя копна. Если реветь перестанешь, я на ней тебя прокачу. Да только грязная какая-то ты вся. Да перестань, в конце концов, реветь, оглушишь.
За подол платья девочки взялся Радомир, сухое место платья к носику поднёс, строго сказал:
— А ну, давай, сморкайся.
— От неожиданности девочка ойкнула, ручками быстро прикрыла наготу свою, потом сморкнулась раз-другой и плакать перестала. Радомир отпустил подол её платья, критически осмотрел стоящую перед ним грязную, растрёпанную маленькую девочку и сказал:
— Вообще-то платье ты снимай своё совсем.
— Не буду, — она твёрдо заявила.
— Снимай, я отвернусь. Я платье твоё грязное в озере пополощу, ты тут в траве пока сиди. Рубашкуна мою, возьми. Она тебе до пяток достанет, длиннее платья рубашка моя тебе будет.
Радомир полоскал в озере платье маленькой девочки, а она, закутавшись его рубашкой, выглядывала из травы.
И вдруг сидящую в траве девочку будто стрелой пронзила страшная мысль. Она вспомнила однажды подслушанные слова дедушки, который бабушке сказал:
Непомерно непотребное деяние в соседнем селении произошло, поднял подол платья у девицы до венчания один негодник.
— Поднял подол и, значит, жизнь сломал девицы, — вздохнула бабушка.
Девочка маленькая решила, что и у неё должно что-то сломаться, раз незнакомый ей парень поднял подол её платья. Она осмотрела свои ручки, ножки, и, хотя все они были в полном порядке, не сломаны, страх не исчез.
Если дедушка и бабушка считают, что, при поднятии подола платья, что-то ломается, значит, и у неё должно сломаться.
Девочка вскочила с травы и крикнула полоскавшему в озере её платьице Радомиру:
— Ты — непотребный негодник.
Радомир выпрямился, повернулся в сторону стоящей в траве девочки в его рубашке и переспросил:
— Чего ты кричишь опять? Не понял, чего хочешь?
— Я тебе кричу, ты — непотребный негодник. Ты посмел поднять подол платья у девицы до венчания. Ты всё у неё переломал.
— Радомир некоторое время смотрел на чумазую девочку, потом захохотал, отсмеявшись, сказал:
— Слышала звон, да не знаешь, откуда он. Да, подымать подол платья до венчания у девицы негоже. Но, я-то не поднимал подола платья у девицы.
— Поднимал, поднимал, я помню, ты поднимал подол моего платья.
— Твоего поднимал, — согласился Радомир, — но ты ведь, не девица.
— Почему я не девица? — удивлённо спросила девочка.
— Потому что у всех девиц на груди выпуклости имеются, а у тебя их нет. У тебя, вместо груди девичьей, едва заметны два прыщика. Ты, значит, не девица.
— А кто же я? — растерянно спросила девочка.
— Малявка ты ещё пока. И сиди там, в траве, молча, некогда мне с тобой разговаривать.