Новая укрытость

Я попробую проиллюстрировать это утверждение двумя примерами. Они могут показаться произвольными, но тем не менее они убедительны именно постольку, поскольку находятся вне философской сферы и выведены из непосредственного врачебного опыта обращения с человеком, еще не испытавшим влияния интеллектуальной культуры.

Прежде всего упомянем недавнее исследование Альфреда Ничке. В принципиально важной статье «Страх и доверие» [3], опирающейся на прежние его работы, Ничке указал на то, как важна атмосфера доверия даже для совсем маленького ребенка. Она является условием, без которого - даже при благоприятных внешних обстоятельствах - ребенок развиваться не может. Если детям обеспечен безупречный гигиенический уход, но они лишены личностных связей с тем взрослым, что за ними ухаживает, то эти дети отстают в своем физическом и душевном развитии, что заканчивается для них в большинстве случаев летальным исходом. В то же время если дети связаны с определенным любящим их человеком, они развиваются вполне нормально.

Может показаться, что все доверие к миру и к жизни в целом берет свое начало в доверии к определенному оберегающему человеку. Говоря об этом, Ничке подчеркивает: «в этом доверяющем-себя-открывании, в любовной привязанности к матери, в особом опыте привязанности к Ты ребенок открывается миру как собственно человеческое существо». Затем он продолжает «Мать своей заботливой любовью создает для ребенка пространство, достойное доверия, полное надежности и ясности (курсив А. Ничке). Все включенное в него становится причастным ребенку, осмысленным, ожившим, доверительным, близким и доступным… Огромна открывающая сила доверия … Не только люди, но и вещи обнаруживают свою сущность, свое устройство, свой скрытый смысл. Именно так возникает сила здравого смысла, которая обеспечивает ребенку доступ к миру, к людям и к вещам» [4].

То, что так отчетливо проявляется в жизни ребенка, можно перенести и на человеческую жизнь в целом: атмосфера доверия и здесь является необходимым условием человеческой жизни. Ничке говорит об этом: «кажется, это относится в равной степени к нам и нашим детям: без доверия к некоему порядку, некоей целесообразности нашего существования человек не может быть в полной мере человеком. Он впадает в чувство безнадежности и беспомощности и неизбежно запутывается» [5]. Одновременно становится объяснимым и разрушение, которому подвергается человеческая жизнь, если это доверие к бытию уничтожено надолго, а не временно теряется в отдельные критические моменты.

Отличие детского существования состоит в том, что ребенок живет в мире бесспорного доверия, восстанавливающего себя в своей бесспорности после всех потрясений, в то время как взрослый это доверие должен добывать в борьбе, во все новых подавляющих сомнениях. Возникает вопрос: каким образом человек, уже однажды утративший доверие к бытию, способен снова достичь его? Это вопрос трудный, потому что вряд ли возможно после утраты утраты доверия обрести его вновь сознательным усилием. В любом случае это новое доверие будет совсем иным, нежели прежнее, по-детски несомненное доверие. Оно будет отличаться уже тем, что его необходимо отстаивать в непрекращающейся борьбе с каждый раз новыми сомнениями. Оно будет восприниматься как хрупкое благо, поднимающее человека над страхом и отчаяньем.

Психоанализ (в самом широком смысле) видит суть болезненного процесса взросления человека в том, что человек неизбежного должен переходить из укрытости мира, оберегаемого родителями, в мир самостоятельности, личной ответственности, то есть должен взять жизнь в свои руки. Можно отметить односторонность такой точки зрения. Разве можно было бы назвать эту самостоятельность отчаянием со всеми указанными выше последствиями, если бы невозможно было возвращение в новую, разумеется, совершенно иную форму укрытости? Так что просчет Сартра состоит в том, что он описывает процесс взросления и попытки избежать этих последствий, но при этом в каждом требовании укрытости чувствуется желание обрести уже утраченное инфантильное доверие к бытию [6]. Видимо, не следует смешивать изначальную детскую форму доверия, которая однажды неизбежно разрушается, и стремление вернуться к ней, что на деле означало бы бегство от новой формы укрытости, достигаемой в споре с отчаянием. Только об этой новой форме мы и будем говорить.

7. Необходимость надежды: Г. Плюгге