Новая версия

В 1988 году, когда семья наконец-то переехала из опостылевшей коммуналки в отдельную двухкомнатную квартиру, ее мама, с младых ногтей мечтавшая стать актрисой, но вынужденная всю жизнь работать по другой специальности, решила, что у дочери должна быть судьба более счастливая, и отдала ее учиться в детскую музыкальную школу. Обучалась Мариночка по классу скрипки. Маме грезилось, что Марина станет великой скрипачкой. Она закончит консерваторию и покорит Москву, став первой скрипкой Государственного симфонического оркестра СССР. Да что там Москва, ее дочь прославится на весь мир, а они с мужем будут рыдать от счастья, сидя в первом ряду в зале Кремлевского Дворца съездов, когда ее, приму, под оглушительный гул аплодисментов будут представлять руководителям партии, правительства, советскому народу и всему прогрессивному человечеству.

Поначалу Мариночка была не в восторге оттого, что ей, еще маленькому ребенку, приходится минимум пять-шесть часов в день без выходных и проходных, как говорят музыканты, наращивать базу, играя бесконечные гаммы и каприсы, совершенствуя технику игры. Но мать была неумолима. Общаясь с ее преподавателями и другими педагогами и музыкантами, которые все, как один, считали Марину очень талантливой девочкой, мать не уставала ей повторять, что особенно важен для настоящего скрипача именно школьный период. Именно сейчас ей необходимо работать ежедневно, без перерывов. Ведь талант — это не только природная одаренность, но и труд, порой каторжный. Конечно, Марина капризничала, закатывала истерики, ведь она практически не имела возможности распоряжаться временем по своему усмотрению. Другие девочки играли в куклы, гуляли с мальчиками, ходили на танцы, а она играла. И как играла! Это повзрослев, она не раз сказала маме спасибо, ведь потом начались бесконечные поездки, выступления, конкурсы, гастроли и уже не было возможности заниматься даже по два часа в день. И вот здесь уже пригодилась та база, которую Марина наработала еще в детстве и юности. Окончив школу, в 1996 году она поступила в музыкальное училище.

Как-то раз, вечером, она возвращалась из училища домой. Несмотря на то, что на дворе стоял сентябрь, было по-летнему тепло. Около лавочки перед ее подъездом сидели трое парней и пили пиво. Молодые, лет двадцати. Один рыжий, высокий, худощавый, черты лица резкие, будто вырубленные топором, голос неприятный, каркающий. Второй — невысокий лысый толстяк с красным одутловатым лицом. Третий — чернявый, коротко стриженый крепыш среднего роста с внушительными бицепсами и неприятным лапающим взглядом. Шорты на них, футболки. Когда она зашла в подъезд, они забежали вслед за ней. Качок рукой заткнул ей рот, толстяк отобрал скрипку в футляре, которую она несла с собой, и заломил руки за спину, а рыжий открыл дверь в подвал. Ее затащили туда, заткнули рот какой-то грязной тряпкой и стали раздевать. Она отчаянно сопротивлялась. Рыжий, который был у них за главного, похотливо осклабившись, потными руками стянул с нее шорты вместе с трусиками и стал снимать с себя штаны. В этот момент позади него послышался какой-то шорох и на его голову обрушился сильнейший удар рукояткой пистолета. Парень упал сначала на колени, а потом завалился набок, потеряв сознание. Двое других от неожиданности застыли в позе бандерлогов при приближении голодного удава. Один, сидя сзади нее на каком-то грязном матрасе, удерживал ее за руки, а другой стоял рядом с лежавшим на грязном полу в бессознательном состоянии товарищем.

— Ну, чо, приплыли, петушье голимое?! — зло, сквозь зубы, прошипел вышедший на падающий из окошка свет ее спаситель.

Это был высокий молодой мужчина в черной адидасовской майке и вареных джинсах, лет двадцати пяти. В плечах — косая сажень, сила в нем грозная, лицо грубое, перекошенное от лютой злобы. За его спиной стояли два мордоворота, от одного взгляда на которых кровь стыла в жилах.

Незнакомец направил пистолет на ближайшего к нему качка, и резко, без замаха, ударил его кулаком в живот, густым хрипловатым голосом процедив:

— На колени, быстро!

Переломившись пополам от удара в живот, чернявый медленно опустился на колени, два раза повторять не пришлось. Уж очень убедительно свидетельствовали о серьезности намерений этой опасной троицы направленный ему в грудь пистолет и лежащее на полу тело находившегося в отключке друга.

— Жирный, а тебе что, особое приглашение нужно? — свирепо сощурившись, заорал на оторопевшего от страха толстяка обладатель пистолета.

Удерживавший ее насильник мгновенно метнулся и покорно встал на колени рядом со своим стоящим в той же позе другом.

В голове Марины роем пронесся поток мыслей. Как эти люди, так неожиданно и вовремя спасшие ее от надругательства, узнали, что ее сюда затащили? Кто они? Милиция, бандиты?

Предводитель троицы предложил ей одеться и, словно отвечая на ее незаданные вопросы, представился:

— Я — Паяльник, бригадир «ореховских»!

Проворно одевшись и вскочив с матраса, она представилась: