Новая земля

             Мой челнъ несется
             По темнымъ волнамъ
             Въ вечерній часъ…
             Кругомъ все тихо…
             Ужъ сумракъ ночи
             Окуталъ море…
             Мой челнъ, качаясь,
             По тихимъ волнамъ
             Плыветъ къ далекимъ островамъ!
             Я слышу плескъ
             Другихъ челновъ,
             Созвучныхъ веселъ
             Звенятъ удары.
             Ахъ, нтъ, — то сердца
             Стучатъ удары,
             Удары сердца.
             Въ темниц тсной —
             Они не молкнутъ никогда…
             Со мной недавно
             Была Сирена…
             Она исчезла,
             И я одинъ…
             Съ ней все исчезло, —
             Исчезла радость,
             Погасли солнца,
             Померкли звзды,
             Мой челнъ несется по вол волнъ…

   Скажи, скажи мн, - ты видишь островъ?
   Кружатся чайки, и берегъ виденъ…
   Вдали синютъ рядами горы…
   Пусть тихо-тихо, пусть тихо-тихо плыветъ мой челнъ.
   Тотъ дальній островъ — страна блаженныхъ,
   Тамъ слышенъ смхъ, звенитъ тамъ радость,
   Тамъ хороводы прекрасныхъ нимфъ…
   Он смются, он сверкаютъ, какъ звздъ брильянты!
   Туда пусть тихо плыветъ мой челнъ…
   Горятъ тамъ щеки, вино искрится,
   Звенятъ тамъ псни прекрасныхъ нимфъ…
   Забудь о боли, забудь о боли — вдь все пройдетъ!..
   Мой челнъ плыветъ къ часамъ вечернимъ
   Навстрчу морю —
   Везд вокругъ, везд молчанье —
   Покой и тишь…
   Полетомъ птицы прорзанъ мракъ…
   Она дрожитъ…
   Ее другая манила дико,
   Опутавъ сладко въ стяхъ любви —
   Она оставила ее…
   Ты на пути своемъ, о птица,
   Найдешь другую…
   Васъ ночь укроетъ своимъ покровомъ… —
   Все замолчитъ.

VI

Тидеманъ по прежнему былъ доволенъ ходомъ длъ; онъ удачно отправилъ свой ледъ въ Англію. Онъ не придавалъ большого значенія слухамъ, что обильные дожди въ Россіи измнили къ лучшему виды на предстоящій сборъ. Дожди, тмъ не мене, шли; но дло въ томъ, что вывозъ изъ Россіи пока былъ закрытъ. абсолютно закрытъ; нельзя было вывезти изъ страны ни одного мшка съ зерномъ. Тидеманъ держался своихъ высокихъ цнъ, иногда онъ продавалъ кое-что за границу, но, конечно, это не имло значенія; нужно было ждать, когда наступитъ недостатокъ въ зерн, паника говоритъ о значительномъ сбыт. Но это, впрочемъ, и не къ спху, время еще ни пришло. Нтъ, вотъ переждать только зиму.

И Тидеманъ предоставлялъ времени итти. Ему по прежнему обивали пороги пароходники, купцы и агенты всякаго рода. Къ нему приходили съ листами для подписи, со всевозможными предложеніями, везд требовалось его имя, онъ долженъ былъ брать акціи. Безъ помощи торговаго сословія ничего нельзя было предпринимать, и обращались главнымъ образомъ къ молодымъ, къ предпріимчивымъ, которые давали планы, средства и, кром того, хорошо знали свое дло. Тутъ былъ и электрическій трамвай, и новый театръ, и новая лсопильня въ Фардал, салотопенный заводъ въ Хеннингсвер, - все это не могло обойтись безъ нихъ, какъ самыхъ дловитыхъ людей въ город. Тидеманъ, какъ Олэ Генрихсенъ, были, разумется, неизбжными акціонерами.

"Вотъ это долженъ былъ бы видть мой родной отецъ!" часто говорилъ Тидеманъ въ шутку, когда онъ подписывался. Было извстно про его отца, что онъ былъ безгранично скупой человкъ. Онъ принадлежалъ къ старымъ купцамъ прежняго времени, къ тмъ, которые ходили въ кожаномъ фартук и въ нарукавникахъ и самымъ точнымъ образомъ отвшивали гречиху и мыло. Онъ нисколько не заботился о томъ, чтобы прилично одться, его башмаки вошли въ поговорку, пальцы вылзали изъ нихъ, и когда онъ шелъ, казалось, что эти пальцы ищутъ мдяки на дорог. Сынъ совсмъ не былъ похожъ на отца; его горизонтъ расширился, у него было широкое поле дятельности. Вс его считали за свтлую голову.