Новая земля

"Ха, неужели ты въ самомъ дл думаешь, что это былъ я? Что я могъ бы сказать своей жен: Ханка, ты должна итти въ какой-нибудь ресторанъ, потому что я хочу, чтобъ домъ былъ пустой, когда я прихожу домой обдать? Но какъ я теб уже объяснилъ, теперь все идетъ превосходно; такъ что это ничего… Что ты скажешь на то, что она не смотритъ на себя, какъ на замужнюю? Нтъ, на это ты ровно ничего не можешь сказать. Я говорилъ съ ней, говорилъ ей и такъ и этакъ, что она замужняя женщина, насчетъ хозяйства, семьи и т. д., а она на это возражала: "Ты говоришь замужняя, но вдь это же предразсудокъ". Что ты скажешь на это, она называетъ это предразсудкомъ. Такъ что теперь я больше не говорю этого въ ея присутствіи, — она не замужемъ, ну хорошо, пусть такъ. Она живетъ тамъ, гд я; мы смотримъ за дтьми, выходимъ и приходимъ, разстаемся другъ съ другомъ. Это все ерунда, разъ это ее тшитъ."

"Но это смшно!" вдругъ сказалъ Олэ. "Я не понимаю… что же, она думаетъ, что ты перчатка, которую можно выбросить. Почему же ты этого ей не сказалъ?"

"Разумется, я ей это говорилъ. Но она хотла со мной развестись. Да, дважды. Что же я долженъ длать? Я не такой, чтобы сразу разстаться съ нею, — это придетъ позже, со временемъ. Но она права, когда говоритъ о томъ, что хочетъ развестись со мной, это я былъ противъ, въ этомъ она можетъ упрекнуть меня. Почему я ей не сказалъ серьезно своего мннія и за тмъ конецъ? Но, Боже мой, она хотла уйти; она это прямо сказала, и я это понялъ; это случилось дважды. Понимаешь ты меня?"

"Да, я понимаю."

Оба сидли нкоторое время молча. Олэ тихо спросилъ:

"Да, но что же у твоей жены есть… я хочу сказать, любитъ она другого?"

"Разумется," отвчалъ Тидеманъ. "Это выпало на долю одного…"

"А ты знаешь, кто онъ?"

"Какъ мн не знать этого! Но я этого не скажу никогда. Но я впрочемъ этого не знаю, откуда мн это знать. Кром того, едва ли она любить другого. Можетъ быть, ты думаешь, что я ревную? Пожалуйста, не воображай этого, Олэ; благодаря Бога, я умю держать въ рукахъ свой разсудокъ. Короче говоря, она не любитъ другого, какъ это люди предполагаютъ; все это не что иное, какъ шутка съ ея стороны. Можетъ быть, черезъ нкоторое время она снова придетъ и скажетъ: "Давай устроимъ снова нашу семейную жизнь и будемъ жить вмст." Я говорю теб, что это во всякомъ случа очень возможная вещь, я хорошо знаю ее. Съ недавнихъ поръ она снова полюбила дтей; я никого не знаю, кто бы такъ любилъ своихъ дтей, какъ она за послднее время. Ты долженъ прійти къ намъ въ гости… Помнишь, когда мы только что поженились? Да? Во всякомъ случа, недурная она была невста? Такой нельзя было бы пренебречь, не правда ли? Ха-ха-ха — ну что же, Олэ? Но ты долженъ бы теперь ее увидать; я хочу сказать, въ домашней обстановк, съ тхъ поръ, какъ она начала снова привязываться къ дтямъ. Этого нельзя описать. Она носитъ теперь черное бархатное платье… Нтъ, въ самомъ дл, ты долженъ какъ-нибудь прійти къ намъ…"

"Благодарю тебя, непремнно."

"Мн кажется, что Ханка теперь по всей вроятности дома; такъ что я пойду посмотрю, не случилось ли чего-нибудь."

Оба товарища допили стаканы и встали другъ противъ друга.

"Да, да, я надюсь, что все пойдетъ къ лучшему," сказалъ Олэ.

"Ахъ да, все устроится къ лучшему", сказалъ также Тидеманъ. "Спасибо за сегодня, тысячу разъ спасибо, ты мой хорошій другъ. Насколько мн помнится, я никогда не проводилъ еще такого хорошаго часа".

"Итакъ, скоро ли я тебя увижу? Ты будешь мн очень нуженъ."

"Да, я скоро приду. Послушай!" Тидеманъ остановился въ дверяхъ и еще разъ обернулся. "То, о чемъ мы говорили, мы никому не скажемъ, не правда ли? И въ четвергъ не покажемъ и виду, какъ будто ничего не случилось…"

Тидеманъ ушелъ.

ГЛАВА IV

Вечеръ опускается на городъ. Дла. кончаются, магазины закрываются, газъ потушенъ. Старые, посдвшіе хозяева запираются въ свои конторы, зажигаютъ лампы, достаютъ бумаги, справляются въ толстыхъ кассовыхъ книгахъ, заносятъ число, сумму и задумываются.

Между тмъ съ пароходовъ доносится непрерывный шумъ, — они до самой поздней ночи нагружаются и выгружаются.

Десять часовъ, одиннадцать. Кофейни биткомъ набиты, наплывъ постителей громадный; по улицамъ ходятъ всевозможные люди въ лучшихъ своихъ одеждахъ, провожаютъ другъ друга, свистятъ женщинамъ и исчезаютъ подъ воротами и въ погребкахъ. Извозчики стоятъ у подъздовъ и слдятъ за малйшимъ знакомъ проходящихъ, болтаютъ между собой о своихъ лошадяхъ и отъ нечего длать посасываютъ свои короткія трубки.

Проходитъ мимо женщина — дитя ночи; ее вс знаютъ; за ней идеть матросъ и господинъ въ цилиндр, - оба быстро шагаютъ, каждый хочетъ первымъ догнать ее. Затмъ проходятъ съ сигарами въ зубахъ два молодца, они громко говорятъ, лержа руки въ карманахъ; а за ними снова женщина; вслдъ за ней опять два господина, быстро шагающихъ, чтобъ настигнуть ее.

Но вотъ теперь вс башенные часы въ город одни за другими ударяютъ двнадцать медленныхъ ударовъ. Кофейни пустютъ, а изъ ресторановъ выходятъ потоки людей, отъ которыхъ несетъ пивомъ и жаромъ.