Новая Земля

Капитану Пономареву приготовили постель в избе, но он по скрипучей лестнице взобрался к мальчикам на сеновал. Они уже спали. Накрылся огромным тяжелым тулупом. Запахи овчины и сена отчего-то волновали капитана. Стояла невероятная, кондовая тишина. Крыша перед глазами дырявая, видны звезды. Покой и тишина вселенского мира, казалось, вливались в сердце капитана, и ему почему-то не хотелось думать, что где-то проходит суетливая, шумная жизнь, что где-то его ждет казарма со своими порядками, уставом, ровными рядами кроватей, замершим по стойке смирно дневальным, горластым сержантом дежурным. Капитану хочется думать только о чем-то спокойном, неторопливом, но важном, нужном. Он неожиданно почувствовал, что прежние его служебные, житейские заботы были какими-то мелкими, суетными; но ему все же было обидно так думать и чувствовать.

Уходя в эти свои ощущения, чувствования, он почему-то вспомнил рассказ Людмилы: недавно за столом зашла речь о брате-дезертире, и Людмила вспомнила случай из прошлого. Лет, сказала она, пятнадцать назад это произошло: семеро мальчиков, среди них был и Михаил, тофов и русских, сбежали зимой из интерната, в самые лютые морозы. В Говоруше была лишь начальная школа, и всех подростков на учебу увозили в Нижнюю Нигру или еще дальше. Дети не хотели уезжать из Говоруши, плакали в аэропорту. Семеро под Новый год, не дождавшись начала каникул, сбежали. Прихватили несколько булок хлеба и ножи - на всякий случай; пешком направились в родную Говорушу, - а это около ста километров дремучего бездорожья с сильным морозом и хиусом - слабым, но ледяным ветром с севера. Ребенок склонен жить чувствами и ощущениями; его оторвали от родины, от матери и отца, его не понимают в интернате, там многое было для него чуждым. На беду мальчиков наказали за то, что они неаккуратно заправили кровати и отказались подчиниться воспитателю и директору.Пошли по руслу Говоруши, - дорога была верная, но в одно буранное утро мальчики нечаянно свернули с правильного пути, стали продвигаться по какому-то притоку. Вернулись, однако очутились совсем в незнакомом месте. Долго плутали. К вечеру усилился мороз. Ночью набрели на зимовье; у двоих прохудились валенки, и они отморозили пальцы на ногах. Осталась последняя булка хлеба да на веревочке в зимовье висел небольшой кусочек сала: закон тайги - уходя, что-нибудь оставь поесть. Натопили печь, разделили хлеб: хочешь - ешь, хочешь - припаси на потом. Всю ночь невдалеке подвывали волки.

Утром ребята думали: идти или нет? Но куда?

Два дня просидели в занесенном снегом зимовье; хлеб и сало съели. Кто-то самый взрослый из них сказал: "Все, пацаны: нас ждет голодная смерть". Ему ответил Михаил Салов: "Живы будем - не помрем. Надо идти". "Куда?!" - крикнул отчаявшийся.

Решили жребием выбрать направление: четыре стороны - четыре лучины со словами "север", "юг", "восток" и "запад". Вытянули на запад. Но трогаться в путь было страшно, и просидели в теплом зимовье еще день. Но голод мучил, надо было все же идти.

Сутки продвигались по сопкам и марям, вторые. Иссякали силы. Неумолимый хиус, казалось, в кровь резал лицо. "Все, - подумали беглецы, - помрем, не дотянем". Забрались на какую-то сопку, глянули вниз - а вдали вьется к пасмурному небу густой дым из труб.

- Говоруша!

Удивились сельчане:

- А если другое направление выбрали бы? Хана была бы вам, пацаны! И надо же так повезло.

- Нет, - говорили старые тофы, - Бурхан им помог: сначала помучил в тайге, чтобы не были такими безрассудными, а потом выручил. Он - добрый старик. Видит: тофов и так мало на земле.

Людмила говорила, что ее дети учатся в интернате, в городе, но не хотят там оставаться. Часто пугают ее: "Сбежим. Вот увидишь!"

Матери тревожно.

Под боком капитана Пономарева сопели набегавшиеся за день мальчики. "Обыкновенные пацаны, - думается ему. - Но и те, семеро с Михаилом, тоже были обыкновенные... Я, похоже, перехожу постепенно на сторону Михаила... Не хорошо это, очень не хорошо. Пора спать!"