Новая земля (Новь)

Проходитъ нѣкоторое время, поѣздъ мчится, дорога длинная, длинная и скучная. Намъ ничего не остается дѣлать, какъ прислушиваться къ шуму колесъ. Мимо проносится локомотивъ, желѣзо стучитъ объ желѣзо, я пугаюсь, она же нѣтъ, она думаетъ только о своемъ другѣ. А поѣздъ мчится дальше.

Тогда она посмотрѣла на меня въ первый разъ, — глаза у нея голубые.

"Становится темнѣе", говоритъ она.

"Мы приближаемся къ туннелю", отвѣчалъ я.

И мы проѣзжали черезъ туннель. Проходитъ нѣкоторое время. Она нетерпѣливо смотритъ на меня и говоритъ:

"Мнѣ кажется, что опять становится темнѣе?"

"Мы у второго туннеля. Всего ихъ три туннеля", отвѣчаю я: "у меня есть карта, хотите посмотрѣть?"

"Я боюсь", сказала она и подсѣла ближе.

Я на это ничего не сказалъ.

Она спросила улыбаясь:

"Вы говорите три туннеля, значитъ, есть еще одинъ, кромѣ этого?"

"Да, еще одинъ".

Мы влетаемъ въ туннель, и я чувствую, что она совсѣмъ близко около меня, ея рука касается моей руки. Потомъ дѣлается снова свѣтло, и мы снова на свободѣ. Мы ѣдемъ четверть часа. Теперь она сидитъ около меня, такъ близко, что я чувствую ея теплоту.

"Вы теперь можете трогать мою косу", сказала она. "Да и разсматривать мое кольцо, вотъ оно".

Я взялъ ея косу въ свою руку, но кольца ея я не бралъ, потому что ея другъ далъ его ей.

Она улыбнулась этому и уже больше не предлагала мнѣ его.

"У васъ такіе жгучіе глаза и зубы у васъ такіе бѣлые", сказала она и совсѣмъ смутилась. "Я боюсь послѣдняго туннеля, подержите мою руку, когда мы въ него въѣдемъ. Нѣтъ, нѣтъ, не держите мою руку; я не хотѣла этого сказать. Я пошутила только; но говорите со мной".

Я обѣщался исполнить то, о чемъ она меня просила.

Нѣсколько минутъ спустя она смѣялась и говорила:

"Я не боялась послѣдняго туннеля, но я боюсь вотъ этого".

Она посмотрѣла мнѣ въ лицо, желая узнать, что я ей на это отвѣчу, а я сказалъ: "этотъ и есть самый длинный, онъ безконечно длиненъ". Ея смущеніе дошло до послѣдней степени.

"Да нѣтъ же, нѣтъ никакого туннеля", воскликнула она, "вы дразните меня, и не будетъ никакого туннеля".

"Нѣтъ, еще есть послѣдній туннель; посмотрите!" И я указалъ ей на мою карту.

Но она не хотѣла ничего ни слышать, ни видѣть.

"Нѣтъ, нѣтъ, никакого туннеля нѣтъ, и говорю я вамъ, что нѣтъ его", сказала она немного спустя.

Она облокотилась назадъ. полузакрыла глаза и улыбнулась.

Поѣздъ свиститъ, я выглядываю наружу, мы приближаемся къ зіяющей пасти. Я вспоминаю что обѣщался разговаривать съ ней; наклоняюсь и чувствую въ темнотѣ ея руки вокругъ моей шеи.

"Говорите со мной, говорите со мной", шепчетъ она съ стучащимъ сердцемъ. "Но отчего вы со мной не говорите?"

Я слышалъ, какъ стучало ея сердце, и въ ту минуту я приложилъ ротъ къ ея уху и сказалъ:

"Теперь вы забыли вашего друга?"

Она прислушалась, задрожала и въ то же самое мгновеніе оставила мою шею, оттолкнула меня обѣими руками и упала во всю длину на диванъ.

Я отодвинулся… Я слышалъ, какъ она въ темнотѣ начала рыдать.

"Это была сила любви", кончилъ Ойэнъ.

Снова настало молчаніе въ мастерской. Мильде все еще сидѣлъ съ широко раскрытымъ ртомъ.

"Ну да, а что же дальше?" сказалъ онъ и все еще ждалъ заключенія. "Развѣ ты уже кончилъ? Но неужели этимъ дѣло и кончилось? Ничего болѣе безумнаго я еще никогда не слышалъ. Нѣтъ, поэзія, въ которую вы, молодежь, ударились, мѣднаго гроша не стоитъ. Хе, "теперь вы забыли вашего друга", "вашего друга вы не должны забывать". "Хе-хе!" Мужчины громко разсмѣялись. Все впечатлѣніе исчезло. Поэтъ съ компасомъ на цѣпочкѣ запальчиво всталъ, указалъ на Мильде и воскликнулъ:

"Этотъ господинъ ничего не смыслитъ въ современной поэзіи",

"Современная поэзія? Но если вы всякій вздоръ называете современной поэзіей, то каждая вещь должна имѣть по крайней мѣрѣ хоть конецъ".

Ойэнъ поблѣднѣлъ отъ ярости:

"Значитъ, ты совершенно не понимаешь моихъ положеній?" сказалъ онъ, странно возбужденный и весь дрожа. "Впрочемъ, ты неотесанный малый, Мильде, и отъ тебя ничего другого и ждать нельзя".

Только теперь толстый художникъ понялъ, какъ онъ разстроилъ его; онъ никакъ не ожидалъ такого дѣйствія своихъ словъ.

"Неотесанный малый", возразилъ онъ добродушно, "ну, вотъ, мы теперь вдругъ начали ссориться; во всякомъ случаѣ я не хотѣлъ тебя обидѣть, Ойэнъ. Развѣ ты думаешь, что я не получалъ удовольствія? Удовольствія отъ твоего стихотворенія? Напротивъ, повѣрь мнѣ. Я говорю только, что это немного безплотно. Это эѳирно! Ты долженъ вѣрно понять меня: разумѣется, это очень красиво, удивительно мило, коротко, хорошо, это относится къ лучшему, что ты до сихъ поръ написалъ. Развѣ ты не понимаешь шутки?"

Но старанія Мильде поправить дѣло не помогали; тихое настроеніе исчезло; смѣялись, шумѣли больше, чѣмъ прежде, и предоставили всему итти, какъ угодно. Посреди этого шума актеръ Норемъ распахнулъ окно и началъ пѣть на улицу. Чтобы утѣшить немного Ойэна, фру Ханка положила свою руку на его плечо и обѣщала быть при его отъѣздѣ на вокзалѣ.

Да, она и всѣ другіе — они всѣ придутъ. Когда онъ думаетъ уѣхать?

"Не правда ли", обратилась она къ Олэ Генрихсенъ: "мы всѣ будемъ на вокзалѣ, когда Ойэнъ будетъ уѣзжать?"