Новая земля (Новь)

Оба выходятъ изъ конторы, проходятъ черезъ магазинъ и спускаются въ погребъ. Олэ Генрихсенъ быстро достаетъ бутылку; онъ ждетъ каждую минуту въ контору отца, — оттого онъ такъ спѣшитъ; отецъ очень старъ, но, несмотря на это, нельзя было поступать противъ его воли.

Иргенсъ пьетъ и говоритъ:

„Могу я остатокъ взятъ съ собой домой?“ Олэ Генрихсенъ утвердительно киваетъ головой.

Когда они снова возвращаются въ магазинъ, онъ выдвигаетъ ящикъ изъ стола, а Иргенсъ, понявъ его знакъ, опускаетъ свою руку и достаетъ что-то, что онъ кладеть себѣ въ ротъ. Это кофе, жженый кофе для уничтоженія запаха.

ГЛАВА II

Въ два часа люди прогуливаются большими группами взадъ и впередъ, разговариваютъ и смѣются, кланяются другъ другу, улыбаются, киваютъ, поворачиваются и зовутъ; въ воздухѣ носится сигарный дымъ и развѣваются дамскія вуали; пестрое мельканіе свѣтлыхъ перчатокъ и носовыхъ платковъ, приподнятыхъ шляпъ и тросточекъ распространяется по всей улицѣ, а экипажи съ мужчинами и дамами въ блестящихъ костюмахъ проносятся мимо. Нѣсколько молодыхъ мужчинъ стоятъ на перекресткѣ. Это цѣлый кружокъ знакомыхъ, — два художника, два писателя, купецъ и человѣкъ безъ опредѣленныхъ занятій — все тѣсно сплоченные товарищи. Ихъ костюмы очень разнообразны; нѣкоторые уже сняли пальто, другіе все еще носятъ длинныя пальто на подкладкѣ и съ поднятымъ воротникомъ, какъ въ самые большіе холода. Группа эта всѣмъ знакома. Къ ней присоединяются новыя лица, нѣкоторые уходятъ, наконецъ, остается молодой толстый художникъ по имени Мильде и актеръ съ вздернутымъ носомъ и сладкимъ голоскомъ; кромѣ того Иргенсъ и адвокатъ Гранде изъ великаго рода Грандовъ. Но самый значительный изъ нихъ — Паульсбергъ, Ларсъ Паульсбергъ, авторъ полудюжины романовъ и научнаго труда о прощеніи грѣховъ. Его называли громко поэтомъ, хотя тутъ были Иргенсъ и писатель Ойэнъ. Актеръ застегиваетъ свой сюртукъ до самой шеи, — ему холодно.

"Нѣтъ, весенній воздухъ для меня черезчуръ рѣзокъ," — говоритъ онъ.

"А для меня совершенно наоборотъ", замѣчаетъ адвокатъ.

"Я готовъ кричать во все горло. Что-то трепещетъ во мнѣ, кровь кипитъ и какъ бы манитъ на охоту". И маленькій согнутый юноша выпрямился при этихъ словахъ и посмотрѣлъ на Паульсберга.

"Да, посмотрите-ка на него!" замѣтилъ насмѣшливо актеръ. "Мужчина все-таки мужчина", сказалъ евнухъ.

"Что ты хочешь этимъ сказать?"

"Ничего, сохрани меня Богъ. Но ты съ твоими лакированными башмаками и цилиндромъ собираешься на охоту за рысью, не такъ ли?"

"Ха, я констатирую, что актеръ Норемъ сдѣлался остроумнымъ. Это нужно цѣнить".

Они говорили съ большой свободой обо всемъ, вставляли съ легкостью слова, дѣлали быстрыя нападенія и во всякое время имѣли отвѣтъ наготовѣ. Отрядъ кадетъ прошелъ мимо.

"Есть что-то нахальное въ походкѣ у этихъ военныхъ", говоритъ Иргенсъ. "Они не проходятъ мимо, какъ всѣ смертные, а какъ-то выступаютъ".

Самъ Иргенсъ и художникъ засмѣялись, но адвокатъ быстро посмотрѣлъ на Паульсберга, черты котораго ни на минуту не измѣнились.

Паульсбергъ сказалъ нѣсколько словъ о выставкѣ картинъ и замолчалъ.

Послѣ этого перешли къ вчерашнему дню въ Тиволи, потомъ къ политикѣ. Они произнесли свой приговоръ надъ руководящей партіей Стортинга, предлагали зажечь дворецъ и завтра днемъ провозгласить республику; художникъ угрожаетъ возстаніемъ рабочихъ. "Знаете ли вы, что сказалъ мнѣ президентъ съ глазу на глазъ: что онъ никогда и ни за что не пойдетъ на компромиссъ; онъ или согнетъ Унію, или сломаетъ ее. Согнетъ или сломаетъ, въ буквальномъ смыслѣ: А кто знаетъ президента…"

Но Паульсбергъ не принималъ участія въ разговорѣ, а такъ какъ товарищамъ было бы очень интересно услышать именно его мнѣніе, то адвокатъ осмѣлился сказать:

"А ты, Паульсбергъ, ты ничего на это не скажешь?"

Паульсбергъ рѣдко вставлялъ свое слово; онъ большей частью жилъ одинъ, изучалъ науки и работалъ надъ своими произведеніями; онъ не обладалъ даромъ краснорѣчія, свойственнымъ его товарищамъ. Онъ добродушно улыбнулся и возразилъ:

"Ваши слова должны бытъ да — да, нѣтъ — нѣтъ, какъ ты это знаешь". Надъ этимъ всѣ громко разсмѣялись. "А что касается остального, то я подумываю вернуться домой, къ своей женѣ".

И Паульсбергъ пошелъ. Это была его привычка уходить безъ всякихъ дальнѣйшихъ разсужденій, разъ онъ это сказалъ.

Но когда Паульсбергъ ушелъ, оказалось, что и остальнымъ нужно итти; не было смысла больше здѣсь оставаться. Актеръ поклонился и исчезъ, видно было, какъ онъ быстро шагалъ, чтобы догнать Паульсберга. Художникъ закутался въ свое пальто, не застегивая его, и сказалъ:

"Уфъ, я страшно усталъ. У кого есть деньги на обѣдъ?"

"Ты долженъ позаботиться о томъ, чтобъ раздобыть себѣ какого-нибудь лавочника", возразилъ Иргенсъ. "Я сегодня заставилъ одного дать мнѣ бутылку коньяку".

Они удалились оба вмѣстѣ.

"Я хотѣлъ бы знать, что тутъ подразумѣвалъ Паульсбергъ", сказалъ адвокатъ. "Ваши слова должны бытъ нѣтъ — нѣтъ, да — да; ясно, что онъ подъ этимъ что-то подразумѣвалъ".