Костю Ганшина не вижу. Обрадовался он, что может СПИДом на этапе заразиться, или раздумал заражаться? Мог и не раздумать, зря, что ли, учился иглу выплевывать.
Одутловатый астматик Махов сказал, что новую тюрьму построили на Кольском полуострове, башню 150 м на 40 этажей, деньги дали финны, норвежцы и «Amnesty International». Башня из суперпрочного монолитного бетона, вместо окон косые извилистые щели, свет проникает, в камере всегда светло, но увидеть волю невозможно. Первые 10 этажей — охрана, караулки, карантин, кухня, топочная, подстанция. Следующие 10 этажей — больница, мастерские, баня, библиотека. С 20-го по 40-й — камеры по спирали закручиваются, одиночки 1x2 м, в них сидят пожизненно, в каждой телевизор со спутниковыми программами, электроплитка и электрический чаныч. А на крыше установлен и гудит круглосуточно гигантский вентилятор, он гоняет воздух по всей тюрьме, сверху донизу и обратно, оттого там не воняет, воздух свежий и похож на кислородный коктейль, который прописывают больным в санаториях, и оттого на прогулки не выводят никогда. Слушали астматика, не перебивали, терпели вздохи и глотание слов, пока про вентилятор не сказал. Но сказал, и поняли, что он прогоны кидает, психует, мечтает о свежем воздухе.
Все мечтали о свежем воздухе.
Когда вошли, камера была холодной, но вскоре мы ее согрели телами, надышали, а вентиляции не было никакой — ни принудительной, ни естественной.
Я вспомнил физическую задачу из старого журнала «Квант» для умных школьников: «Сколько молекул из предсмертного выдоха Юлия Цезаря содержится в каждом вдохе каждого современного человека?» Я забыл подробности, но после несложных вычислений получалось, что в каждом нашем вдохе содержится около 1200 молекул из предсмертного выдоха Юлия Цезаря. Решение наглядно доказывало, насколько малы молекулы и насколько их много. В сборке холодного города каждый вдох был чьим-то выдохом. И ладно бы Юлия Цезаря, а то ведь туберкулезника с открытой формой, с кровохарканием.
Вонь уплотнилась и осела на лице, смешалась с липким потом. Стянули кое-как робы, потолкались. И сразу вопросы, подколы, кто к кому прикоснулся и с какой целью. Первыми оголились татуированные, они любят раздеваться.
Мой 1-й сокамерник в Белом Лебеде, Гоша по кличке Майонез, свою телесную оболочку, за исключением лица, шеи, ладоней и ступней, превратил в галерею татуировок, он их называл одеждой, говорил, что татуированный меньше мерзнет. Больше других мне нравилась у него голая девушка, обнимавшая горлышко бутылки, и старинные стишки времен сталинских пятилеток, наколотые Гошей на малолетке: «Господи спаси сохрани от моря охотского конвоя вологодского хозяина беса пайки недовеса отрядного рогоноса кума хуесоса». Не думаю, что Охотское море и вологодский конвой были хуже Соликамска и Витамина. Для приближения стишка к условиям пожизненного заключения я бы вместо «отрядного рогоноса» наколол «соликамского поноса». Я так привык к картинкам Гоши, что потом смотрел на голый торс чечена Исы и представлял, что бы куда ему наколоть. У меня в память о Крестах на плече наколот могильный холмик с крестом. Татуировщик сказал, что в этой могиле закопаны те, кому я отомстил, все шестеро. Гоша Майонез умер на больнице, вместо него подселили чечена Ису.
Прошло еще время, и не было сил стоять.
По всё кончается. Открылась кормушка, начали выкликать.
Выкликали не по алфавиту и приказали доклад делать без статей, опять у них был новый список. Люди выходили, назывались без статей. Кого-то дубинкой ударили — шумно, с хеком, со зряшным усилием, в Белом Лебеде так не били, там умели бить.
— Геркович, пошел!
Геркович не отозвался.
Зашумели, задвигались, поторкали обморочных, хуями и блядями Герковича поторопили, чтоб отзывался.
— Следующего кричи, начальник!
Но конвоиры уперлись, по списку Геркович, значит, выходит Геркович, остальные после него выходят.
Я слышал эту фамилию. В 2005-м году Геркович был знаменитостью, о нем передачу сделали по телевизору. Он был проституткой в элитном борделе в Ростове-на-Дону и зверски убивал своих клиентов. По телевизору рассказали, какое у него было тяжелое детство, какие деспоты были его родители, заставляли каждый день часами заниматься музыкой, и как он сбегал из дому и не ходил в музыкальную школу. А почему несколько лет не могли связать пропажу элитной педерастии с посещением борделя, не рассказали. Он убивал едва ли не каждого своего клиента, мозгов нет у элитных ростовских педерастов, я не понимаю. И не сказали по телевизору, закрыли бордель или нет, замочили хозяев или нет, а если не замочили, то почему, и каким образом Геркович выжил в СИЗО, почему не отомстили. Вот какие у людей были вопросы, а телевизор втирал про музыкальную школу, скрипку-половинку и утомительное сольфеджио.
— Геркович, мухой прискакал, педераст!