— Да, ты прав, ей уже ничем не поможешь. Наша дочь — лгунья, мерзавка, дрянь! Она всех обманула! Устроила отвратительный фарс! Никакой беременности у нее не было! Ты оказался прав, Адалберту. Твои подозрения полностью подтвердились: Изабелла цинично лгала. Да еще и меня втянула в это грязное дело. Но я не стану покрывать ее дальше! Сейчас же все расскажу Марселу и Фило!
Она уже сделала шаг к двери, но Адалберту решительно остановил ее:
— Не надо, Кармела! Ты — единственный чистый человек в этом доме, ты не принадлежишь к шайке Феррету. А Изабелла пошла не в тебя — в теток. Поверь мне: она выйдет сухой из воды, а тебя обольют грязью. Филомене так хочется иметь наследника, что она предпочтет поверить Изабелле. И Марселу поверит ей, потому что ослеплен любовью.
— Но как же мне жить с этой ложью?!
— Не кори себя. Ты поступила так как подсказало тебе материнское сердце. Поплачь...
Он прижал Кармелу к своей груди и поцеловал ее в затылок нежно, как целуют ребенка.
Горе, свалившееся на семью Феррету с потерей наследника, отодвинуло на второй план проблему продажи акций. Но немного оправившись от удара, Филомена все же позвала к себе Марселу и потребовала от него доклада о результате торгов. Сочтя сделку в целом успешной, она тем не менее уперлась в то же слабое звено, которое накануне насторожило и Марселу, — в фактическую анонимность их будущего компаньона. Марселу сказал, что более подробная информация о фирме «Парадизу» будет у него в ближайшие дни, но это уже не имеет большого значения. Самое главное — владельцы «Парадизу» живут за рубежом и не собираются вмешиваться в дела комбината.
— Я не отдам акции, пока не получу достоверных сведений о владельцах этой компании.
— Но это же ребячество, Филомена! — рассердился Марселу. — Нельзя заключать биржевую сделку и тут же отказываться от нее только потому, что ты не знакома с будущим компаньоном. Тогда не надо было прибегать к услугам биржи, а самостоятельно искать покупателя.
— Тебе хорошо известно, что в этом случае мы никогда не сумели бы продать акции по такой высокой цене.
— Разумеется, — подхватил Марселу. — Поэтому я и говорю, что ты ведешь себя, мягко говоря, несерьезно.
Их спор затянулся, и обеспокоенный этим Адалберту решил, что пора ему спасать ситуацию. Он догадывался, отчего Марселу так долго не выходит из кабинета Филомены: та недовольна сделкой, и настораживает ее не что иное, как фирма «Парадизу».
Придумав пустяковый предлог, он вошел в кабинет, но Филомена попросила его зайти позже, добавив:
— Извини, Адалберту, мы обсуждаем сегодняшнюю сделку на бирже.
Этой фразы ему оказалось достаточно, чтобы встрять в разговор:
— Мой двоюродный брат содержит брокерскую контору. Может, я могу чем-то помочь?
— Можешь! — ухватилась за соломинку Филомена. — Кому принадлежит компания «Парадизу»?
— Я узнаю, но на это потребуется некоторое время, — произнес он с невинным видом, отлично зная, какая реплика последует со стороны Филомены.
И не ошибся: она сказала, что времени-то у них как раз и нет.
Тогда Адалберту посоветовал отбросить сомнения, взять деньги «Парадизу» и укрепить свой бизнес. А потом, если возникнет такая необходимость, — избавиться от нежелательных компаньонов одним из тех способов, к которым Филомена прибегала уже не раз.
Его идею поддержал Марселу, и Филомена в конце концов сдалась.
Таким образом, удача еще раз улыбнулась Адалберту, и с этим радостным сообщением он поспешил к Кармеле.
Глава 44
Ирена не подозревала, какое волнение испытывал Зе Балашу, давая ей первый урок верховой езды, — все ее внимание было приковано к лошади и к голосу учителя. В отличие от Диего, тренировавшего Ирену накануне, Жозе лишь изредка бросал короткие реплики, но они были точными, внятными, и начинающая наездница сразу понимала, какую позу ей следует принять, как натянуть поводья, в какой момент предельно расслабиться, а в какой, наоборот, — напрячься.
— Я в тебе не ошиблась: ты — великолепный учитель, — сказала она в конце тренировки.
От этих слов сердце Зе Балашу ликующе забилось, и он потерял контроль над собой: помогая Ирене слезть с лошади, подхватил свою возлюбленную на руки и, проникновенно глядя ей в глаза, воскликнул:
— Ты самое прекрасное создание, какое я когда-либо держал на руках!
Глаза Ирены округлились, на лице отразилось смятение, заставившее Зе Балашу тотчас же опомниться. Осторожно опустив девушку на землю, он попытался обратить свое невольное признание в шутку — дескать, прости старого болтуна, напугал тебя и, возможно, обидел. Ирена заверила его, что нисколько не обиделась, но та поспешность, с какой она стала прощаться, заставила Зе Балашу горько пожалеть о своей несдержанности. «Больше она не захочет меня видеть», — подумал он обреченно, а придя домой, вновь не сдержал себя и рассказал о случившемся Жуке. Тот немало удивился такой откровенности — прежде отец никогда не посвящал его в свои амурные истории.
— Это моя последняя любовь, — пояснил Жозе. — Ты не представляешь, сынок, что значит влюбиться на склоне лет без всякой надежды на взаимность!