Новая жизнь

– Вообще-то я так и не сказала свой ответ, Давыдов.

– А я передумал спрашивать. Так что, Давыдова Эмма Витальевна, придется свыкнуться с новой фамилией.

– Эх… ну раз ты настаиваешь, – улыбаюсь и целую ее в губы, такие любимые и такие желанные.

– Снееег, – кричит сын и мы месте поворачиваемся к прозрачным дверям террасы, наблюдая, как пушистые хлопья кружат в воздухе опускаясь на деревянный пол.

– Похоже новый год будет идеальным.

– Видимо так, – прижимается своей щекой к моей, и мы вместе так и сидим, любуясь тем, как наш сын строит из лего замок.

Глава 33

Поручаю Стасу найти всю информацию о клинике, где рожала Эмма и о тех, кто рожал с ней в один день, заодно и за неделю до. Так же о врачах, чтобы завести уголовное дело. Запрашиваю распечатку теста ДНК, как основного доказательства преступления. И жду.

Все роженицы, которых он нашел были не теми, кроме одной, у кого младенец умер.

И если это совпадение, а это так, то я просто в шоке от того, насколько оно, черт возьми, относится к нам всем.

А ведь раньше казалось, что Питер огромный город.

Как поступить дальше, я просто не знал. Это единственный раз, где у меня не было ответов. Я просто потерялся.

Друг тоже молчал.

Единственная, кто мог помочь была Эмма. Только она, моя мудрая женщина, точно знала, как быть с этой правдой.

– Милая, – приезжаю домой, нахожу ее в нашей спальне перед зеркалом.

– Ты рано, – улыбается в отражении мне.

Такая красивая. Распустила волосы. В темно-бардовом платье. Осиная, тонкая талия, ровная осанка. Моя нежная, прекрасная женщина, ставшая одной частью со мной.

Подхожу к ней и встаю на колени разводя ее бедра в стороны, вклиниваюсь между ними и обнимаю ее, утыкаясь носом в ее шею.

Вдыхаю ее аромат, дышу ею самой…

– Саша… – шепчет она, обхватывая меня и прижимает к себе так сильно, что я чувствую биение ее сердца, которое отзывается в ответ на мое.

– Эмма, помоги мне, – говорю ей.

– Помогу, родной. Помогу, слышишь? Только скажи мне в чем дело? Что с тобой в последние дни творится?

– Я нашел мать того малыша, которого ты похоронила три года назад.

Застывает, словно статуя. Каменеет за секунду. Молчит.

– Я… не… Чт…? Что ты сказал? Повтори, – оглушающе тихо просит. – Повтори, – в этот раз криком просит, но знаю, что плачет, а я не могу оторвать свое лицо от нее, потому что сам не верю в это. Хоть и видел документы, я понимаю, насколько она сейчас потеряна.

Кричит, оттягивает меня за волосы от себя и в то же время притягивает к себе еще ближе.

– Повтори, повтори… пожалуйста… Ну же… – стучит маленькими кулачками по спине.

Она верила в то, что Макс ее сын, но ведь не знала до конца и боялась знать. А теперь…

– Он твой милая… Он твой…

– Боже, – кричит, как в тот день, когда привез ее на кладбище. – Повтори… повтори… повторяй каждую секунду пока не поверю… Ну же, повторяй, прошу тебя… Скажи, что это мой сынок. Что он мой… мой малыш… Не замолкай, слышишь? Не молчи, родной.

– Твой, – отрываюсь от нее и целую ее лицо, взятое в свои ладони, стираю своими губами ее слезы. Забираю ее боль. – Только твой. Он твой. Твой сын. Милая моя…

Сотрясается от слез. Тихонько скулит мне в грудь, обнимая. Подхватываю ее, обвивает меня за торс и падаю с ней на кровать.

Не отпускает, держится крепко, царапает шею.

– Тише милая. Тише.

Кое-как успокаивается.

– Спасибо, – говорит и расслабляется. Лишь дыхание иногда сбивается от прошедшей истерики.

Эмма

Что я почувствовала узнав, что мой малыш жив и он уже рядом?

Думаю, нет определения этим чувствам и эмоциям. Они не передаваемы и уж точно не повторимы.

В ту секунду казалось, что в ушах стоит гул и Саша говорит на непонятном мне языке. Изнутри меня терзало и рвало на части, а снаружи кусала агония из ледяной воды, которой не было, но ощущалось тело именно таким.

Хотелось обнять сына, любить еще сильней, еще больше, чем уже есть. Просить прощения, за то, что так долго шла к нему. За то, что он успел подумать, что одинок в этом мире. За каждый пропущенный мною день из его жизни.

Порой вопросы не так страшны и задавая их, ты не ожидаешь ответа, который подкосит так, что встать будет потом тяжело.

Она живет в обычной многоэтажке, не советских времен, но и не новострой.

Одна.

Этаж.

Квартира.

Звонок.

Поворот ключа. И встреча.

– Ты? Что ты здесь делаешь?

– Здравствуй, Кристина, – мой голос надломился, потому что я вдруг почувствовала ее боль, которую сама же несла в себе эти годы. Я увидела ее одинокую. Потерянную, как и я когда-то.

Я поняла ее ненависть ко мне. Я все поняла!

– Здравствуй. Зачем… Что с тобой?

Голова стала кружиться, и я ухватилась за дверной косяк.

– Прости, ты не могла бы мне стакан воды дать? Что-то не хорошо.

– Проходи. Сейчас принесу, – садит меня на небольшой пуф на входе и идет за водой.

Снимаю шарф, освобождая шею. Не могу дышать.

– Спасибо.

Выпиваю стакан и кручу в руке бокал.

– Кристина, ты сейчас занята?

– Нет. Эмма, прости, но я не очень желаю говорить с тобой и даже находиться в одном помещении.

Пропускаю мимо ушей ее слова.