Я опустилась на колени и сложила руки в молитвенном жесте у сердца. Эмоции бушевали. Слёзы полились вновь. Я начала молиться. Губы шептали разное, всё что когда-либо знала и слышала. А потом молитвы закончились, ноги затекли, но состояние осталось. Отчаяние заменило спокойствие, сначала муторное, слёзное, с горьким привкусом трагедии. Но постепенно внутри становилось тихо, ясно, и даже чуть сладко, словно потоки голубые, кристально чистые обрушивались на меня сверху и омывали изнутри и снаружи.
А затем откуда-то из памяти пришла потребность считать выдохи и не шевелиться, словно это было единственное, что я могла сделать. Возвращались молитвы, и я повторяла их всё легче и легче. Одну за другой, одну за другой.
Не знаю, сколько времени прошло — час или два, колени мои саднили, ноги задеревенели, а тишина стала звонкой. И вдруг пришло сочувствие к тому, что находилось в этой камере. И понимание, что делать теперь. Тело покрылось мурашками, будто отозвалось на моё решение.
Я осторожно поднялась, и тут же упала — ноги, как резиновые, не удержали меня. Ударилась больно, выдохнула и принялась растирать их. Через боль и тысячу иголок я снова встала, надела на себя тунику. Нащупала в темноте корзину, достала светильник. Между двумя гладкими, упругими боками плодов обнаружила зажигалку. Щелчок, и крошечное пламя передало светильнику жизнь. Оживило его и пространство вокруг. В воздухе запахло ладаном и миррой, красноватые тени заиграли на стенах и на саркофаге.
Я должна была проверить, наклонилась и через обнаруженный просвет дотронулась до пальца Роберта. Тёплый, ещё тёплый.
«Держись, прошу тебя», — прошептала я и вернулась к тому, что задумала. Казалось, ночь продлится бесконечно, и от этого накатывал волнами страх. Но другого выхода не было, только один — завершить тот ритуал, что когда-то намеренно оставили незаконченным. Не важно кто и не важно когда, главное, что это будет правильным — сомнений не было. Получилось, наконец, вдохнуть полной грудью.
Я не помню всё, — понимала я, — но что помню, то сделаю. И да поможет мне Бог!
В саркофаге останков не было, уверенность вместе со сквозняком осела в моей голове и подтверждения не требовала. Лёгкая дрожь пробегала по моему телу, но она не мешала, лишь подстёгивала. Я взяла обломок камня и нацарапала как могла «ложную дверь» на западной стороне для Ка. Это заняло много времени, но я знала, что до рассвета успею.
Я поставила перед выцарапанным контуром выцарапанной двери масляный светильник и выложила воду и хлеб, разложила на камнях персики, финики, инжир и жареную утку. Поставила бутыль с вином, омыла водой руки. И сказала, обращаясь к невидимому:
— Здравствуй, Ка, питайся моими дарами! Отведай Ка инжира, и персиков, и утки, испей Ка вина, вкуси Ка хлеба. Пусть твоя Ба, где бы она ни была, и сердце Иб, знают, что память о тебе живёт. Я буду помнить о тебе так же, как о моих родителях, как о моём дедушке и бабушке, которую я совсем не знала, ты останешься в моей памяти, обещаю!
С волной мурашек на руках, похожей на ответ, я отломила по кусочку от всего, что лежало перед светильником и произнесла по очереди десять имен по порядку: Нефертити, Нефернеферуатон Мэри Уа-эн-Ра и так далее, каждому воздавая почести. Я не помнила и двадцатой части правильных слов из ритуалов Книги мёртвых, лишь намёки, но осознала, что это было не важно, важен был трепет в душе и искреннее желание помочь, которые со стороны могли бы показаться сошествием с ума. К счастью, меня никто не видел.
Я села на колени и провела светильником по воздуху, проговорила торжественно:
— О Ка великой супруги царской Нефертити, да жить тебе в вечности и в бесконечности… Божественная Богиня Нут питает тебя силой и радостью, змей Апоп будет повержен и пройдёшь ты через четырнадцать холмов загробного мира в Аменти, и я проведу тебя, не бойся, чтобы ты не оступилась. Господи, помоги душе этой, помоги сущности, которая сокрыта здесь, улететь свободно, отпусти её! — память подводила и приходилось импровизировать. — «Пусть твоя душа поднимется вверх перед ликом Бога, после того, как обнаружится, что она была чиста, когда была на земле. Пусть ты предстанешь перед Владыкой Богов. Пусть ты прибудешь в округ Богини Маат-Истины. Пусть ты поднимешься на свой престол подобно Богу, одаренному вечной жизнью. Пусть ты излучаешь свет подобно сонму Богов, которые обитают на небесах. Пусть ты станешь подобной бессмертным[39]».
С полузакрытыми веками я говорила и говорила, больше не текст самой Книги мёртвых, а вольный её пересказ. Мне было плохо, одиноко, тоскливо, подкатывало комом отчаяние к горлу, будоражили мысли, что всё напрасно; тело затекало, болело, чесалось, просило отдыха. Голова кружилась, световые пятна мерцали и вспыхивали перед глазами, а я не позволяла себе прерываться. Даже в папиных сказках только полная отдача приносила дары. Я не имела права смалодушничать и отступиться. Хоть мне никто ничего и не обещал.