Новая жизнь Семёновны и Захаровны (СИ)

«В чём подвох?» — задались старушки вопросом, понимая, что просто так такой шанс не дают. Обязательно жди какой-то подлянки — сами много раз такое проворачивали. Поэтому тут же начали искать причину отказаться от столь «щедрого» предложения.

— Какие ещё прегрешения?! — якобы возмутилась Семёновна, а сама судорожно стала подсчитывать свои грехи — интересно же, сколько она их совершила.

— Я сказала — грехи, а не прегрешения.

— А их много? — продолжая считать в уме, поинтересовалась старушка.

— Очень, — закинув косу на плечо, ехидненько ответило пособие для изучения анатомии.

«Тьфу ты, сбилась!» — ругнулась Семёновна, сбившись из-за её ответа.

— Огласите весь список, а то что-то я за собой такого не припомню, — влезла в их разговор Захаровна.

К такому повороту смерть была явно не готова, она же рассчитывала за эффект неожиданности, потому их прошлую жизнь просмотрела поверхностно. В связи со сложившейся ситуацией она приняла решение начать с грехов, которыми подвержены если не все, то многие.

— Чревоугодие.

— Это не грех, — начала Захаровна, — а спасение окружающих — когда мы голодные, уж больные злые.

— Хорошо, а как насчёт шантажа? Тоже скажете — не грех?

— Разумеется, — продолжила защиту Захаровна, — это акт возмездия, вернее, восстановления справедливости. Они воровали, а мы заставляли их путём шантажа потратить награбленное на пользу народу.

Смерть потеряла дар речи от такого ответа, но тут же взяла себя в руки и перешла в атаку:

— Но вы же и себе деньги брали! — продолжала настаивать.

— Это проценты и возмещение расходов, которые мы потратили для организации благого дела, — влезла Семёновна, — И ещё — мы как бы работу чужую выполняли, так что нам премиальные причитаются за старание.

У смерти отвисла челюсть в прямом смысле слова — такой наглости она не ожидала. Кое-как вернула отвившую часть на место и продолжила обвинительный процесс.

— Прелюбодеяние, — пошла она ва-банк, смотря на Семёновну.

— Чего? — возмутилась та. — За восемьдесят четыре года пять мужиков — и это прелюбодеяние?! Я бы это назвала строгим постом!

— Шесть, — поправила она Клавдию. — И ещё, если не в браке, то — да!

— Семёновна, откуда шестой взялся, я только о пятерых знаю? — удивилась подруга.

— А что о нём говорить-то? Там печалька, причём полная, — отмахнулась от пояснений обвиняемая.

— Тогда какой это грех? Это благой поступок, своего рода благотворительность, — тут же нашлась сторона защиты.

— Допустим, а как насчёт пятерых? — не унималась смерть.

— А это была тренировка, — парировала Захаровна.

— Допустим, те четверо, что были до печальки — тренировка, а пятый уже после был, — не унималась обвинительная сторона.

— Так она же боялась потерять навыки, вдруг вновь придётся пожалеть убогого.

— Ладно, — сделала вид, что согласна со стороной защиты.

— Как насчёт тебя? — в упор смотря на Захаровну пустыми глазницами, спросила смерть. — Расизм — это, между прочим, тоже грех. Мужик так тебя любил, а ты его из-за того, что он армянин, отвергла. Целых шестьдесят лет ходил за тобой!

— Протестую. У нас с ним разные весовые категории, я ж его одной рукой придавлю, не говоря о других частях тела. Так что, многоуважаемая, я радела о его здоровье.

«Финиш», — подумала смерть. Такого бредового разговора она еще никогда не вела. Решила попробовать угрозы.

— Если не согласитесь, будете лет сто призраками народ пугать.

— Подумаешь, мы и при жизни это делали, так что принципиальной разницы не видим, — парировала Захаровна.

Смерть поняла, так просто бабушки-одуванчики — а вернее, бабушки-кактусы — на сделку не пойдут, а значит так легко, как она думала, не получится, и приготовилась торговаться. Но вот в этом она сильно заблуждалась — торговаться старушки умели с размахом — с их то опытом и не выбить выгодные для них условия?! Так как постоянная практика словесных перепалок с покупателями советского периода выработала у них уникальную способность довести практически до предынфарктного состояния или нервного тика любого оппонента, который имел глупость вступать с ними в торг. Таких уникальных «переговорщиков», какими были советские работницы торговли, скорее всего, уже нельзя встретить.

— А если я скажу, что вам силы ведьм дадут? — решила она применить другую тактику.

Услышав это, бабушки вначале хотели сказать — эка невидаль, да у нас на земле каждая вторая ведьма, но когда смерть продолжила…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— И мир тот волшебный…

Это старушек заинтересовало, но они решили не показывать этого. Их задумка — выбить из соблазнительницы побольше бонусов, так как пока они препирались, бабушки смекнули, что призраки ничего не кушают, а это для них почти ад.

— Огласите весь список плюшек в случае нашего согласия.

— Чего? — не поняла костлявая, причём тут мучное изделие.

— Я имею в виду преимущества, премиальные и прочее блага. И под запись, пожалуйста, так как устная договорённость нас не устраивает.

— Бюрократы, — проворчала смерть, и вместо косы у неё появился пергамент и перо для письма.