— Не будем затягивать беседу, Орлов. Сам понимаешь, время великого князя в нашем мире весьма ценится. Но должен признать, ты меня удивил своими действиями… Не слишком воспитанный, дерзкий, своенравный… Мы ведь с тобой встречались на военном форуме?
— У вашей светлости превосходная память, — спокойно отвечаю я, внутренне, впрочем, изрядно иронизируя.
Наверняка за последнюю неделю ему напоминали о нашей встрече, и не раз.
Я стараюсь держаться спокойно. Не выдавать своих мыслей, и не допускать, чтобы в них проскальзывало хоть что-то, что выдаст во мне жителя Преисподни. Эфирные умения, собственно, использовать тоже нет смысла именно по этой причине.
Всё это слегка нервирует меня во время подготовки ко встрече с Абаддоном, но сейчас… Сейчас я полностью собран, и в моей крови не бушует пламя. Теперь там замёрзший лёд…
— Язвишь? — Благовещенский слегка хмурится.
— Нет, ваша светлость. Просто констатирую факт.
Он качает головой и пристально вглядывается в моё лицо. Я чувствую, как по комнате пробегают волны эфира, пронизывая всё сущее.
— Ты поднял серьёзную волну, Демид. И за неё придётся отвечать.
— Я готов, государь. И не боюсь. За мной правда.
— Рано это утверждать.
— Полагаю, вам передали все доказательства, которые мне удалось собрать? Очевидно, что такого количества совпадений, ведущих к Фёдору Радищеву, быть не может.
— И поэтому ты спрятал Аристарха Высоцкого? Единственного, кто может подтвердить твои слова? Свидетеля, которого не проверили магически и на детекторе лжи? — усмехается Абаддон.
— Я сделал это по его же просьбе. Потому, что он боится за свою жизнь. У Радищева длинные руки, государь. Он может запросто совершить покушение на целый боярский род из-за перехваченного контракта. А чтобы убрать единственного свидетеля обвинения, который владеет информацией и доказательствами его вины, пойдёт на что угодно. Даже наперекор вам, подозреваю. Поэтому до суда Аристарх попросил меня и князя Горчакова укрыть его. И кстати — самого Радищева тоже никто не проверял. В отличие от меня.
— Потому что у нас в Анклаве действует презумпция невиновности, — Благовещенский медленно постукивает пальцами по столу, — Ты ставишь меня в трудное положение, Орлов. А я не люблю, когда что-то делают за моей спиной без моего ведома. Пока не было суда, твои слова, слова Аристарха и все ваши доказательства — не более, чем слухи.
— Это так, государь, и я прошу вас простить меня за этот общественный резонанс, — для эффекта я встаю и низко кланяюсь, — Но у меня не было другого выхода. Меня пытались убить. И не обнародуй я информацию, не попытайся обезопасить себя этим инфополем— уверен, Радищев добрался бы до меня и моей сестры. А по пути зацепил бы и Горчаковых, которые нам помогли.
— Ты мог воспользоваться своей дружбой с ними, и сразу прийти ко мне. Мы бы разобрались. Тихо и без шума.
— Простите, ваша светлость, но я так не думаю. Как я уже говорил, Радищев влиятелен, а наша судебная система… Простите, государь, за то, что скажу — но она далека от совершенства. На местах процветает коррупция, и сделай я так, как вы сказали — единственный мой свидетель оказался бы под стражей. А убить человека даже в темнице… Думаю, это совсем несложно.
— Я тебя понимаю, но всё же прошу впредь не поступать так… Опрометчиво. Своими заявлениями ты настроил против боярского сословия довольно значительную часть населения Анклава.
— Только против тех, кто нарушает княжеские законы, — парирую я, и Абаддону на это нечего ответить.
— При условии, что всё подтвердится, когда Аристарха проверят на ложь, магически, и с помощью полиграфа, и он представит доказательства, о которых он говорит… Я созову княжеский суд. И Радищев понесёт наказание соответственно букве закона. Ты вызвал слишком сильную волну, чтобы её можно было игнорировать. Но если хоть что-то не сойдётся, если у Радищева получится оправдаться… Ты же понимаешь, чем это тебе грозит?
— Понимаю, государь. И снова прошу меня простить — но мне не нужно наказание по букве закона.
В кабинете повисает напряжённое молчание. Я даже без истинного умения чувствую, как от Абаддона исходит раздражение вперемешку с интересом. Дышать становится тяжело, и я понимаю — всё решится сейчас.
Пан или пропал, как тут говорили низшие…
— Вот как? Считаешь себя выше вековых устоев?
— Напротив, ваша светлость. В «Уложении о дворянстве» есть пункт, согласно которому один дворянин может вызвать другого на дуэль — в случае, если нанесено смертельное оскорбление и\или имеются жертвы среди рода благодаря действиям обвиняемой стороны. В таком случае оскорблённая сторона может бросить вызов на дуэль, поражение в которой сделает проигравшего рабом победителя, а все его богатства будут переданы противоположной стороне и правителю земли, на которой произошла дуэль.
— Ты говоришь о валдикте, — протягивает Абаддон, и в его глазах мелькают искорки заинтересованности.