Новая журналистика и Антология новой журналистики

— Да-да, я уже отправила чек по почте. Не надо, не отключайте, я была в отъезде. Все в порядке, все улажено. — Она кладет трубку. — Надо позвонить Энди, чтобы он оплатил счет за электричество. Он мне дает сотню-другую долларов, когда деньги нужны, я слишком много не прошу. Скоро, говорят, будет регулярная зарплата, но пока Энди говорит, что компания — банкрот.

Так вот, Тим Лири. Я с ним была неделю, но он мне не дал ничего, кроме метедрина — нюхнуть с ногтя. Я расписала стену, ходила с парнями в лесок — но лучше не стало, и я вернулась к родителям.

Сказала матери, что согласна лечиться, и она отвезла меня в Оберн, штат Нью-Йорк. Когда мы туда вошли, мне сразу защелкнули на руке браслет с именем и закрыли за нами дверь. Я разрыдалась и упросила мать забрать меня домой. Всю следующую неделю я лежала в постели, не отпускала мать от себя, меня трясло. Потом мне показалось, что я возвращаюсь в материнскую утробу. Решила, что пора убираться. И улетела в Нью-Йорк, к сестре Джинни.

Потом работала: утром — дизайнером моды, вечером снималась в порностудиях. На такси зарабатывала. Депрессия прошла через восемь месяцев. Однажды увидела фильм Энди «Я, мужчина». Он меня поразил. Если бы я увидела этот фильм в детстве, то не была бы такой робкой и отчужденной. Честный фильм, откровенный. В жизни народ мнется, девушка прикрывается, чтобы грудь не показать. А у Энди все в открытую. Но в жизни большинство людей совсем другие. Как мои родители. Вся жизнь диктуется религией да политикой, да общественными отношениями, а что не так, то от лукавого. У этой пуританской атмосферы есть и хорошая сторона: видишь, как жизнь улучшилась, когда все это отбросишь. Но я родителей не обвиняю. У них девять детей, и все дети против того, за что стоят родители. Так что родители все правильно сделали. Если б не так, то дети получились бы такие же, как и они, как под копирку.

Вива встает, спотыкается о чашку, лупит по ней ногой и сердится.

— Терпеть не могу эту дыру. Думаете, я бы за город не хотела уехать? Еще как хотела бы. Но — никак. С кем там общаться? Все мои друзья трутся вокруг «Фабрики». Лучше жить здесь и разъезжать по колледжам с лекциями вместе с Энди. На это много времени уходит. И народ вербуется. Том Хомперц оттуда. Показываем кусок нашего двадцатипятичасового фильма и толкуем с ребятами. Говорим им, что не верим в цели: ни целей, ни предназначения, ни искусства. Мы не верим в искусство. Все вокруг — искусство. Цель фильма — развлечение.

Я снимаюсь голой, потому что, как говорит Энди, народ платит за это деньги. С трудом верится. Мне кажется, я выгляжу пародией, карикатурой на обнаженность. Курица ощипанная. С тех пор как я вставила внутриматочную пружинку и перестала принимать противозачаточные пилюли, у меня даже грудь уменьшилась. Но сейчас все мной заинтересовались. Один написал: «Вива покончила с крысьей гонкой за популярностью». Понимал бы он что! Я только начала крысью гонку. Мне нужны деньги, карьера. Меня донимают мысли о будущем, просто выбивают из колеи. Я могу сказать, что делаю сейчас, а вот что будет завтра… Это Энди думает, планирует и решает. Я делаю то, что он прикажет. Он как-то мистически влияет на людей. — Вива поднимает пустые, безо всякого выражения, глаза. — Иногда мне кажется, он вроде Сатаны. Сцапает твою душу, и тебе уже не вырваться. Раньше я поступала так, как мне хотелось. Теперь без него не могу принять даже самого простого решения. Он всех вокруг себя держит мертвой хваткой. Но мне нравится, когда говорят об Энди и Виве.

Эта парная связка имен заставила меня вспомнить о временах, когда говорили: «Энди и Эди», и я спросила: «А что случилось со „сверхзвездой“ Эди Седжвик?» Вива с нервной манерностью обвела обе губы кончиком языка.

— О, Эди прекрасно выглядит. Я была у нее в больнице. Она там уже довольно давно. Я ей отнесла такой причудливый кактус. Сестра с нас просто глаз не сводила, потому что кто-то до меня притащил ей амфетамин.

Вива встала и стянула с себя брюки. Она опустилась передо мною на оба колена, голая ниже пояса, нагнулась и принялась рыться в куче белья на полу.

— Пора идти. Вот только найду что-нибудь надеть. Журнал «Глаз» пригласил для официального группового снимка.

Ресторан «У Макса», Канзас-Сити. После фотосъемок Вива, Уорхолл, Ингрид Суперстар и Бриджид Полк, тоже снимавшиеся в фильмах Уорхолла, сидят за большим круглым столом в углу зала. Они вовсю пользуются своим статусом знаменитостей: Вива отослала обратно на кухню сначала рыбу, потом бифштекс. Сейчас она сидит и нюхает с ложки метедрин.

— Я его нюхаю каждые три часа, — говорит Бриджид. — И пусть не брешут, что он убивает. Я на нем уже сколько лет…

— Только из больниц — и готова к бою, — провозглашает Ингрид, потрясая пачкой презервативов.

— Прошу прощения, я на минуточку, — извиняется Бриджид, поднимаясь и направляясь в женский туалет. — Пора проснуться.

Вива опускает голову на стол.

— Ох, как я устала. Это место на меня давит. — Она тоже поднимается, подхватывает сумочку и исчезает.