Плимптон всегда начинает репортаж скромно, со стороны, из укромного уголка, не докучая вопросами. Его присутствие раздражает лишь второстепенных игроков. Пишет Плимптон при любом удобном случае, блокнот всегда при нем — в защитном шлеме, потому что в футбольной форме нет карманов. Многие думали, что в блокноте записи игр, что у Плимптона хромает память. Память — действительно слабое звено в работе, в этом суждено убедиться каждому журналисту. Поэтому Плимптон заставлял себя делать записи ночью, если по какой-либо причине не успевал закончить их днем.
Сочиняя «Бумажного льва», Плимптон хранил в памяти слова Э. М. Форстера (из интервью журналу «Пэрисривью», сотрудником которого он сам был) о том, что автору необходима горная вершина, к которой он ведет персонажей своего произведения. Для Плимптона такой горой стало его выступление в показательном матче, обернувшееся полным его провалом в качестве защитника. Сначала он полагал, что книга безнадежно испорчена, но вышло наоборот: его фиаско подкрепило миф, что в профи есть нечто особое, недоступное простым смертным.
Предлагаем вниманию читателя описание выступления Плимптона и следующую главу, технически весьма сложную для написания. Автор стремился не только передать здесь свое подавленное состояние, но и объяснить, чем же особенным, недоступным простым смертным обладают профессионалы. Это Плимптону удалось. Объяснение содержится в словах тренера Джорджа Уилсона, так что Плимптон, образно говоря, пересекает «центр тяжести» книги, ни на миг не пожертвовав ощущением присутствия, которое сам журналист очень ценил.
«Бумажный лев» — произведение весьма интересное и своеобразное, однако, по моему мнению, в 1966 году как саму книгу, так и ее автора явно недооценили. В начале пятидесятых, когда «Пэрис ривью» входил в силу, Плимптона рассматривали в Париже как импресарио и администратора. А на мой взгляд, он проявил себя ярким литератором, которого следовало бы запомнить.
Т.В.
Я оторвался от скамьи и медленно поднялся, просовывая пальцы под шлем, чтобы дотянуться до ушей. Пересекая боковую линию, осознал, что попал в фокус внимания не только толпы на трибунах, но и двух команд, ждущих на поле. Иные из защитников уже уперлись коленями в линию, повернув ко мне головы, так что казались под защитными шлемами какими-то странными гигантскими насекомыми, обеспокоенными моим появлением. Удивительно, что я не могу узнать никого из них. Прожекторы ярко светят с вышек, затеняя подшлемное пространство, лица искажены бликами и светотенью. Рысью приближаюсь к мячу, уставившемуся на меня брендом фирмы-изготовителя: «Дьюк». Рядом с мячом судья, с шеи свисает свисток на шнурке. Атакующая команда в синем примерно в десяти ярдах на своей двадцатиярдовой линии группируется, ожидая моего приближения. Замедляю шаг, пытаюсь успокоиться, сообразить, что мне следует сделать.