Новая журналистика и Антология новой журналистики

И тут до меня вдруг дошло, что есть на свете львы, а есть и мыши. Есть «Хершли», «Нестле», «Эм-энд-Эм», и есть мы — мелочь, пытающаяся накинуть на львов сеть. «Хершли» стоит лишь чуть-чуть нажать на рынок — и мыши превратятся в мышиный паштет. Так или иначе, львы должны получить настоящее какао, а пока что они хеджируются жалкими миллионишками долларов, скупая и перепродавая мышиные кофейные контракты.

Заветная мечта мышей в этой игре — держать какао подальше от львиной пасти до тех пор, пока для львов не придет пора превратить сырой продукт в плитки шоколада. Тем временем лев ловит мышей и снимает с них шкурку — отбирает контракты и сует в карман. Пригодятся позже.

После речи «Хершли» мыши запаниковали, какао упало до 22 центов. Меня теперь беспокоили звонок от брокера по поводу поддержания маржи и боли в желудке. Пришлось глотать пилюли. К счастью, какао поднялось до 24 центов, и я почувствовал, что спасен.

Голос Великого Винфилда утешительно рокотал в телефонной трубке:

— «Хершли» и «Эм-энд-Эм» мутят воду, чтобы вызвать панику на бирже. А мы не паникуем. Они-то знают, что какао больше нет. Деревья опрыскивать некому. Крестьяне бегут с плантаций. Урожай — хуже некуда. Если так пойдет и дальше, в следующем году мы получим сорок центов за фунт, а то и все пятьдесят или шестьдесят. Шоколадники в голос взвоют!

Какао шло по 25, и брокеры сообщали, что скоро оно подорожает еще больше. Это должно было бы меня подготовить, но не подготовило. Позвонил помощник Винфилда:

— С прискорбием сообщаю о трагических событиях в Нигерии… — И тут Великий Винфилд, сняв трубку параллельного телефона, вмешался в разговор.

— Трагедия! — радостно провозгласил он. — Гражданская война! Хауса режут глотки ибо. Кто будет собирать урожай?

Я не знал кто. Конечно, посмотрев на карту, можно было бы установить, что народы ибо и хауса населяют восток и север страны, а какао растет на западе Нигерии, где живут йоруба, но до того ли было?

— Убит генерал Иронси, глава Нигерийского государства, — траурным голосом вещал секретарь Винфилда.

Какао подскочило до двадцати семи центов за фунт.

— С печалью в сердце сообщаю о взрыве на железной дороге в Нигерии, — долбил в трубку секретарь Винфилда. — Великий Винфилд не имеет к этому варварскому акту никакого отношения, что бы ни говорили в Лондоне. Мы ненавидим насилие. Мы любим истину. А истина заключается в том, что какао отсутствует, а «Хершли» его с руками оторвет по шестьдесят центов.

— По семьдесят! — зыкнул в свою запараллеленную трубку Винфилд. — Биржа вдребезги, а кому-то миллиончик-другой отколется. Неплохо, неплохо.

До моих ушей дошли слухи о том, что Винфилд зондировал почву у знакомых фармацевтов — интересовался возможностью заразить деревья какао болезнью под названием «черный стручок», грозой плантаций.

— Подождите минутку! — попросил я. — Я уже слышал, что какао не будет, что деревья пять лет не опрыскивались, что крестьяне бегут с плантаций… гражданская война, мятеж, хаос, какао больше нет. Так зачем же нам еще и эпидемия?

— А, ерунда! — отмахнулся Винфилд. — Урожай будет никудышный. Еще чуть-чуть дождичка — и пойдет «черный стручок», тогда все. Никогда не видел дерева какао, увешанного почерневшими стручками? Ужасно, ужасно… Семьдесят центов нам обеспечено.

Каких только слухов не ходило. Говорили, что якобы в Филадельфии на склад какао заявился санитарный врач и обнаружил крыс. Крысы! Врач в шоке. Склад опечатан. Врач случайно оказался знакомым Винфилда и сам купил пять контрактов. Через два часа на складе появился врач «Хершли», крыс не обнаружил и печати снял. Ну просто анекдот! Проверять эту байку у меня не было времени. Я озаботился другим. Нам нужен дождь, точнее — ливень, чтобы «черный стручок» мог процветать и здравствовать. Подумать только — шестьдесят центов за фунт! Эта тема меня так занимала, что на приеме я познакомился с ганским дипломатом.

— Скажите, сэр, — обратился я к нему. — У вас сейчас дожди?

— В августе у нас всегда дожди, — кивнул он.

— Да, конечно. Но… какие именно дожди? Грозовые, ливневые? Разрушительные?

Ганский дипломат покосился на меня, как на дурака, и отсел подальше.