Читаем Новая журналистика и Антология новой журналистики полностью

После стычки возле магазина Вильямса моему нейтралитету пришел конец. Барджер и Пит относились ко мне как к «своему в доску». Они даже попытались растолковать мне вопросы идеологии «ангелов».

— Вот таким вот, в общем, образом, — припевно приговаривал Пит.

Супермаркет «другого берега» располагался в центре туристического района. Здесь нас поджидала еще более густая толпа, с трудом нашлось место для парковки. На первый взгляд ситуация складывалась еще более сложная, чем та, из которой мы только что выпутались.

Но здесь нас караулили совсем другие люди. Они так долго ждали появления настоящих «ангелов», что встретили выход Барджера и Пита из машины восторженным ропотом. У магазина собрались туристы, городские жители с равнин и побережья. В супермаркете полно газет с изнасилованием и «ангелами ада» на первых полосах. Сборище любопытных пожирало глазами покупку пива, словно высадку инопланетян. Луноликий коротышка, уж не знаю, хозяин магазина или просто продавец, улыбался и приговаривал: «Конечно, ребята, конечно, прошу вас…» — проявлял агрессивную дружелюбность и даже обнял Пита за чумазое, все в смазке, плечо, провожая покупателя к холодильнику, где стояло пиво.

Купив газету, я отошел к бару и принялся за статью об изнасиловании. За спиной раздался тонкий детский голосок:

— Мамуля, ну где они? Ты же обещала мне показать…

Я обернулся. Увидел маленькую кривоногую феечку с беззубым ртом и в очередной раз возблагодарил небеса за то, что мой единственный отпрыск мужского пола. Глянул на мамашу и подвился менталитету общества изобилия. Безнадежные тридцать пять лет, короткая стрижка, шорты-«бермуды» с полузаправленной в них блузкой-безрукавкой. Пузатое поколение «пепси» в темных очках, болтающееся по супермаркету с ребенком на буксире в ожидании разрекламированного прессой бродячего бандитского цирка, как представил «ангелов» «Лайф».

Вспомнилось, как годом раньше по пути из Сан-Франциско в Биг-Сур я услышал по радио штормовое предупреждение. К берегу приближалась приливная волна. Прибыв около одиннадцати вечера в Хот-Спрингс-Лодж, расположенный на береговой скале, я собрался было поднять тревогу, но народ там уже обо всем знал. Несколько человек сидели за столиками, поджидая волну — зрелище, надо сказать, впечатляющее. Той же ночью, согласно тревожным сообщениям полиции, больше десяти тысяч человек скопилось на океанском пляже Сан-Франциско, устроив на береговом шоссе многочасовую пробку. Их пригнало любопытство. И неизбежно погубило бы, не затухни волна где-то между Гонолулу и западным побережьем.

За погрузкой пива следила толпа из полусотни зевак. Несколько подростков вызвалось помочь. Мужчина в мадрасских шортах увлеченно снимал процедуру любительской кинокамерой, донимая «актеров» просьбами повернуться и подвинуться. Другой мужчина в «бермудах» подсел ко мне и спросил:

— А скажите, вы и вправду наци?

— Только не я. Я из «Киванис» [148].

Он удовлетворенно кивнул.

— А как же тогда все это, что газеты пишут? Ну, свастики там…

Я крикнул Сони, руководившему добровольными помощниками:

— Сони, тут человек хочет узнать, правда ли мы фашисты!

Я думал, что Сони рассмеется, но ошибся. Он разразился обычным опровержением насчет того, что их эффектные побрякушки-безделушки на самом деле ничего не значат и куплены в грошовых лавчонках, но тут же привесил один из тех пассажей, которые обычно ожидали от него репортеры:

— Но многое нам в той Германии по душе. У фашистов была дисциплина. Идеи, конечно, у них довольно своеобразные, но зато они уважали своих вождей и могли положиться друг на друга.

Аудитория молча переваривала услышанное, а я потихоньку подталкивал спутников к машине. Не хватало только, чтобы кто-нибудь сейчас заорал про Дахау и Освенцим, а какой-нибудь рассвирепевший иудей опустил на голову Барджера пластиковый стул. Но изначальный настрой толпы оказался слишком благожелательным, и мы задержались в баре, жуя гамбургеры и потягивая разливное пиво. Я уж было поддался благодушию, но тут услышал снаружи рев мотоциклетных двигателей. Толпа повернулась к дверям, в которых возник Скип из Балтимора, сообщивший, что терпеть долее не в силах, и направившийся к стойке. За ним последовали еще несколько «ангелов». Хозяин — или продавец — рассыпал улыбки и лучился энтузиазмом.

— Утолите жажду, ребята, после долгой поездки…

Странно он себя вел. Когда мы отбывали, он вышел за нами и напутствовал приглашением заглядывать почаще. Должно быть, все же не хозяин. Хозяин, наверное, сбежал с семьей в Неваду, оставив вместо себя деревенского дурачка объясняться с кровожадными дикарями. Кем бы он ни был, он только что продал 88 шестибаночных упаковок по полтора доллара и гарантировал своему магазину посещаемость на весь уикенд. Не затратив ни цента, этот человек обеспечил пожаробезопасный фейерверк радушия, затмивший вечерние береговые фейерверки на озере. Единственно, чего он мог опасаться, это нежданного взрыва, ущерб от которого перекроет все прибыли и о котором на следующий день закричат газеты:

«ИЗНАСИЛОВАНИЕ В БАСС-ЛЕЙКЕ!

Перейти на страницу:

Все книги серии Амфора 21

Похожие книги

1991: измена Родине. Кремль против СССР
1991: измена Родине. Кремль против СССР

«Кто не сожалеет о распаде Советского Союза, у того нет сердца» – слова президента Путина не относятся к героям этой книги, у которых душа болела за Родину и которым за Державу до сих пор обидно. Председатели Совмина и Верховного Совета СССР, министр обороны и высшие генералы КГБ, работники ЦК КПСС, академики, народные артисты – в этом издании собраны свидетельские показания элиты Советского Союза и главных участников «Великой Геополитической Катастрофы» 1991 года, которые предельно откровенно, исповедуясь не перед журналистским диктофоном, а перед собственной совестью, отвечают на главные вопросы нашей истории: Какую роль в развале СССР сыграл КГБ и почему чекисты фактически самоустранились от охраны госбезопасности? Был ли «августовский путч» ГКЧП отчаянной попыткой политиков-государственников спасти Державу – или продуманной провокацией с целью окончательной дискредитации Советской власти? «Надорвался» ли СССР под бременем военных расходов и кто вбил последний гвоздь в гроб социалистической экономики? Наконец, считать ли Горбачева предателем – или просто бездарным, слабым человеком, пустившим под откос великую страну из-за отсутствия политической воли? И прав ли был покойный Виктор Илюхин (интервью которого также включено в эту книгу), возбудивший против Горбачева уголовное дело за измену Родине?

Лев Сирин

Публицистика / История / Образование и наука / Документальное / Романы про измену