Новая журналистика и Антология новой журналистики

Когда я окинул взором эти публикации, мне пришла в голову еще одна мысль: как и многие другие направления в американской литературе последних пятидесяти лет, новая журналистика создавалась преимущественно тридцатилетними. В нашей антологии представлены и двадцатилетние (Кристгау, Голд-стейн, Эстерхаз и Томпсон), но большинство — тридцатилетние (а двое, Капоте и Мейлер, уже справили сорокалетие). Чаще всего те, кто приходил в новую журналистику, уже имели кое-какой творческий опыт. Правда, сейчас уже появились молодые авторы, которые сразу начинают писать, используя приемы новой журналистики.

Том Вулф

Рекс Рид «Вы спите в голом виде?» (отрывок)

Рекс Рид, говорю с уверенностью, благодаря своей прямоте и хорошему социальному чутью поднял жанр интервью со знаменитостью на новый уровень. Он также хорошо овладел искусством выстраивания интервью — например, в данном случае, изобразив Аву Гарднер [58] как кинозвезду в возрасте, но требующую обращения с собой как со звездой. Рид иногда ведет рассказ от первого лица, но не навязчиво; больше на манер Ника Карравея из «Великого Гэтсби», причем даже тогда, когда, как в нижеприведенном отрывке, интервьюер — он сам — становится важным действующим лицом. А еще Рид превосходно записывает и использует диалог.

Т.В.

Ава: Дневная жизнь

Она у себя в номере, и нет никакого толку от светофильтров в этой зале, среди этих лимонного цвета диванов, бледно-лиловых стен и кремово-бархатисто-элегантных-для-кинозвезд кресел, внутри первоклассного, как торт для именинника, пятизвездного отеля под названием «Ридженси», со сводчатыми потолками и купидонами вверху. У меня нет плана действий. И нет Миннелли [59], чтобы настроить широкоугольную оптику. Холодно-голубой дождь колотит по окнам и вздымает фонтанчики на Парк-авеню, внизу, а Ава крадется по своей молочно-розовой клетке как элегантный гепард. На ней нежно-голубой кашемировый с высоким воротником свитер, рукава подняты до ее знаменитых локотков, и мини-юбочка, и огромные темные очки в роговой оправе, и самое изумительное, божественное, что она — босиком.

Прокладывая себе локтями дорогу среди охотников за автографами и любителей острых ощущений, собравшихся в вестибюле, и в лифте с позолоченной инкрустацией, пресс-агент киностудии «Двадцатый век Фокс» слышит, как рядом приговаривают: «Вы же знаете, она никого не хочет видеть» и «Вам повезло, она только вас позвала». Вспоминается, как она в последний раз прилетела в Нью-Йорк, оставив свою недоступную для посторонних виллу в Испании ради разрекламированного фильма «Ночь игуаны», и шокировала прессу — никто не успел и двух слов сказать, как она отправилась в джаз-клуб «Бирд-ленд». Весь на нервах, еле передвигая ноги, я вспоминаю тех фотографов, под ноги которым она бросала фужеры для шампанского (даже прошел слушок, что одного «представителя четвертой власти» она столкнула с балкона), и — разве такое можно забыть, приятель? — побоище, которое она устроила, когда обнаружила спрятанный в рукаве у Джо Хаймса магнитофончик.

Оказавшись в клетке для ягуара без хлыста и трепеща, как испуганная птица, пресс-агент что-то бормочет по-испански служанке-испанке.

— Черт, торчу там уже десять лет и до сих пор не умею говорить на этом проклятом языке, — сказала актриса, преграждая ему дорогу своими длинными фарфоровыми Авиными руками. — Вон! Не нужны мне никакие пресс-агенты. — Ее брови над очками превращаются в два выразительных вопросительных знака. — Ему можно доверять? — спрашивает она, усмехаясь своей убийственной усмешкой и показывая на меня.

Пресс-агент кивает и по пути к двери говорит:

— Мы можем еще что-нибудь для вас сделать, пока вы в городе?

— Только забрать меня из города, беби. Всего лишь забрать меня отсюда.

Пресс-агент медленно пятится, ступая по ковру словно в балетных туфлях по битому стеклу. Служанка-испанка (Ава настояла, чтобы она была благородных кровей: «Она меня любит и ни на шаг не отходит») закрывает двери и скрывается в соседней комнате.