Новая Зона. Принцип добровольности

Кто-то что-то выкрикнул, но Денис не понял. У него имелся один-единственный шанс выбраться – воспользоваться той силой, которая жила с ним с тех пор, как он осознал самого себя, а Ворон вывел его, тринадцатилетнего пацана, из Москвы. Полуэмионик, недочеловек, чужой, зоновый выкидыш – чего Денис только не выслушивал в клане «Доверие», где рос. Потому и старался лишний раз не вспоминать, не пользоваться, не выказывать дремлющие в нем силы сверх положенных на откуп клану. Последствия этого он расхлебывал до сих пор: влиять на различные проявления Зоны получалось далеко не всегда.

Денис мысленно пытался увидеть себя словно со стороны. Время замедлилось, как всегда в случае опасности: секунды длились минутами, сами минуты растягивались в часы. Сердце набатом било в груди и никак не помогало сосредоточиться. Наконец сознание словно уплыло. Денис прикрыл глаза и…

Голова кружилась. Он одновременно бежал и наблюдал за собой, даже, пожалуй, потешался: ну куда двуногому соревноваться в быстроте с эдакой мощью? Мутанту пришлось задержаться, вытаскивая заднюю ногу, застрявшую в проломленном асфальте, но теперь он несся к Денису огромными прыжками, перемещаясь совсем не по-кабаньи: опустив голову между широко расположенных передних ног, двигающихся синхронно. Многотонная туша зависала над землей на несколько секунд, как в галопе.

Страха не было. Совсем. Но вот досматривать представление до конца и наблюдать, как проткнут клыки слабое человеческое тело, не имелось ни малейшего желания. Денис попытался не допустить соприкосновения, воплотить в жизнь древнее высказывание о том, что Ахиллес никогда не догонит черепаху. Черепахой являлся он: слабый, медлительный и невероятно беззащитный. Ахиллесом – настигающий сердяк.

Миг не происходило ничего. Понадобилась вся сила воли, чтобы не поддаться отчаянию. Он закусил губу и удвоил усилия, воззвать к своей второй сути оказалось много сложнее, чем обычно, однако в конце концов бесцветный и неощутимый воздух между жертвой и охотником будто бы уплотнился. Денис даже видел радужную пленку, отделявшую его от сердяка. Когда та застыла хрустальной стеной, Денис постарался «перекрыть» мутанту обоняние, и возможно, он себя успокаивал, но сердяк замедлился и даже вскинул голову и завертел ею, будто потерял преследуемого.

А затем Денис вскрикнул. Боли не было, как и любых иных ощущений. Произошедшее не могло сравниться с ними. На него словно обрушилось само небо. Все закружилось и завертелось в бешеном вихре. В ладони, которые он машинально выставил перед собой, ткнулся асфальт и спружинил. Денис подскочил, как на батуте, рухнул навзничь, но жесткое дорожное покрытие приняло его очень мягко и упруго: так, словно он упал на постель с высоты от силы в четверть метра.

В ушах зазвенело, он распахнул глаза и тотчас зажмурил. Мысль о том, что он наконец доигрался – навыдумывал себе невесть чего и оказался сбит добравшейся до него реальностью в виде сердячьго рыла, – вспыхнула и потухла. Вовсе не многотонная туша настигла его, а солнце! Самое настоящее, какого не бывает в вечно купающейся в облаках Зоне. И квадрат синего умытого небосвода, возникший возле дневного светила, выбивал из колеи в разы сильнее попадания в «иллюз».

Этого не могло быть просто потому, что не должно было произойти никогда. Денис вскочил на одном лишь адреналине и тотчас же снова рухнул: ноги отказались держать и подкосились. Развеялась концентрация, голову словно обернули тканью в несколько слоев. Впрочем, это как раз воспринялось привычно: вне Зоны все способности Дениса снижались, окружающее будто обесцвечивалось и искажалось. Вот только обычное пространство в Периметре – как такое возможно?

– Твою канемедь! – смешно выругался Верин, а Тополев брякнул такое, чего и в настоящей, немосковской, зоне услышишь нечасто. По сути, Денис с ним даже согласился: черт-те что творится!

– ДЭН!!!

Все, на что его хватило, – приподняться на локте и отрешенно смотреть, как пытается затормозить сердяк. И страшно: раздавит же. И умора, какой поискать. Больно забавно мутант выглядел с растопыренными ногами и задницей, скребущей по асфальту, выпученными глазами да разинутой, словно в немом крике ужаса, пастью с растопыренными клыками (до сего момента Денис и не думал, будто мутанты способны ими шевелить).

За сердяком осталась черная полоса – так, словно асфальт обожгло или разъело, – и не только она. Денис скривился и закрыл рукавом нос: мутант действительно испугался. Надо отдать ему должное, затормозил почти вплотную к границе солнечного света. Так и сидел на заднице, глазами хлопал, и пусть тварей, как и животных, очеловечивать нельзя, морда у него выглядела ошалевшей вконец.

– Бу… – сказал ему Денис. Воняло так, что глаза слезились, при этом хотелось смеяться и почему-то мотать головой. Кажется, у него начиналась самая натуральная истерика, мешавшаяся с невесть откуда взявшейся эйфорией. Тело по-прежнему почти не слушалось.