Новая Зона. Синдром Зоны

– Вы одиннадцать девок привезли, под «лишаем». Не сталкерш, нет, а просто обычных девок без памяти. Ну и кому они там нужны, а, сталкер? Кто-нибудь за ними приехал, мать твою? А хочешь, чтоб они сталкера лечили. Смешной ты, ей-богу.

Капкан вздохнул, отошел в сторону и там что-то буркнул матерное невнятно, под нос.

– Вот что, Сионист, – доктор протер усталые, покрасневшие глаза, – ты распорядись, чтоб Сибиряк мне «клубок» выдал и «каменное сердце», так как одними антибиотиками там уже бесполезно, по ходу. Может, хоть так получится, вытянем мужика. Если от анобов раньше не помрет, конечно.

– Распоряжусь, Костоправ, ладно. Так что с девчонками?

– Ничего. Закрыли мы их в крайней комнате, но толку-то… у трех жесточайшая абстиненция, шок, могут не дожить до утра. Всем сделал, чем мог, детоксикацию. Капельницы, нейролептики… но это все припарки, атаман, танцы с бубном, не больше. Там психика сломана на этом зелье…

Врач говорил что-то еще, но я, ухватив Хип за руку, буквально потащил ее к дому. Хватит с нее впечатлений, честное слово.

– Жалко, что это не я его повесила, Лунь, – только и сказала стажер, после чего отвернулась в окно и даже не прикоснулась к принесенному чаю.

– Лунь, Хип, здравствуйте! – Из своей комнаты вышел Проф. – У меня хорошие новости. Пеночка проснулась, спрашивала про вас.

– Как ваши исследования, профессор? – спросил я, рассчитывая на то, что и Хип немного отвлечется.

– Прекрасно, сталкер, прекрасно. К счастью, наша Иная ни капли не возражала против изучения, и лаборатория тоже не подкачала – все, что можно было замерить и записать, сделано. У меня в жизни не было такой возможности – настолько досконально изучить разумного эндемика Зоны, Лунь. Причем эндемика лояльного, дружелюбного и весьма приятного в общении. Не исключено, что я первый ученый за всю историю с подобным, скажем так, опытом.

«Привет».

И вслед за Профом вышла из дверей Пенка, улыбнулась нам.

– Как чувствуешь себя, Пеночка?

– Я все. Рана пропала совсем, боль пропала совсем, – весело заявила псионик. – Здоровая, хорошо.

– И никаких шрамов, что характерно, – добавил Зотов.

– Хип, почему печаль? – вдруг серьезно поинтересовалась Пенка. – Ты, Лунь, тоже глухой, темный. Тяжело.

– Да, это так, Пеночка… наши погибли, и…

Остальное я передал на ином, тихом «языке» – обычные слова было подобрать сложно.

– Плохой, сломанный ум, – поняла Пенка. – У тебя был сломанный ум, Лунь. Теперь у них. У девушек плохой ум. Ясно.

И Хип вдруг вздохнула, быстро переглянулась со мной.

– Пеночка, а ты можешь посмотреть их? Починить сломанный ум?

– Не знаю. Надо мне идти, мне смотреть, – задумчиво ответила Иная. – Но я пробую. Эксперимент. Испытание.

Пенка облачилась в плащ, летнюю шляпу, и мы целой делегацией двинулись к дому-лазарету. Как и следовало ожидать, «посещение» не состоялось ввиду резкого протеста раздраженного и вымотанного врача, и Хип, недолго думая, буквально проскользнула в «палату» Сиониста, где ему как раз заканчивали перевязку. Узнав, кто и зачем идет к бывшим пленницам бандитов, атаман отпустил медсестру и подозвал хирурга к себе.

– Костоправ, тут такое дело… просьба к тебе. – Сионист понизил голос. – Ты человек не болтливый, но все-таки… как бы тебе сказать? В общем, помнишь, я тебе рассказывал по той Зоне? Лунь, Хип и, в общем, Пенка?

– Постойте… – Врач с крайним изумлением во взгляде посмотрел на нас. – Это… это они? Серьезно?

– Серьезней не бывает, доктор, – кивнул Сионист. – Но об этом не стоит распространяться. И профессор Зотов, один из ведущих биологов Института.

– Здравствуйте. – Проф с легким поклоном пожал руку врачу.

– Но… – Хирург внимательно осмотрел Пенку.

– Пеночка, продемонстрируй, – попросил я.

Иная энергично кивнула, сбросила с плеча плащ, сняла шляпу. Костоправ, ощупью найдя за спиной стул, сел и округлившимися глазами с ног до головы осмотрел Иную, а затем и нас.

– Наслышан, товарищи. Наслышан. Ничего себе…

– Доктор, когда-то Пеночка вытащила меня из очень нехорошего состояния, как раз за счет своих способностей проникать в разум, – серьезно заявил я, сев рядом с Костоправом. – Может быть, мы попробуем показать ей пострадавших девушек? Хуже, я думаю, не будет.

– Куда уж хуже… – согласился врач. – Но… прошу вас, позвольте мне взглянуть на это!

– Конечно, доктор.

В дальней большой комнате, закрытой на ключ и оставленной под присмотром одной из медсестер, слышались натужные, хриплые стоны. Когда дверь открыли, в нос ударила смесь запахов рвоты и немытых тел. Девушки, лежа на кроватях и постеленных на пол матрасах, крупно дрожали, стуча зубами. Сжатые до белизны костяшек кулаки были ссажены о стены, обветренные губы искусаны, и кто-то, выкручивая руки, негромко, глухо завывал в углу.

– Покурить бы… таблетку, доктор… – послышались стоны. – Немножко, ну что вам стоит… есть же, точно есть…

– Сдохну сейчас, реально сдохну… – прохрипела худая, высокая женщина с исцарапанным горлом. – Отпустите, а? Сил нету…

– Отойдите все. – Пенка повернулась к нам. – Я пробую. Им плохо. Очень. Покой.