Новария

— Но я хочу обозревать окрестности!

— Полегче, господин Здим. Когда выберемся за город, я приподниму для тебя краешек.

Багардо громко присвистнул. С изрядным шумом, в котором смешались крики животных, возгласы людей, скрип колес, повозки двинулись в путь. Я совершенно ничего не видел, поэтому первый час провел в состоянии пищеварительного оцепенения, покачиваясь на деревянной скамье.

В конце концов я возвысил голос, напоминая Унгаху о его обещании. Приостановив лошадей, он отвязал передний нижний край покрывала, устроив для меня нечто вроде треугольного окна. Однако я не видел ничего, кроме полей фермеров. Иногда мелькали лесные посадки или Киамос. Дорога была окаймлена широкими полосами цветов, целыми зарослями алого, лазурного, пурпурного, белого и золотого.

Когда позволял изгиб дороги, я видел впереди и позади нас фрагменты каравана. Я насчитал семнадцать повозок, включая и нашу собственную. Багардо скакал вдоль кавалькады, наблюдая за тем, все ли в порядке.

Мы проехали по дороге, по которой я прибыл в Чемниз. Мы поднялись к плато, на котором стоял храм, поскольку долина Киамоса суживалась здесь к ущелью. Лошади медленно передвигались по крутому подъему, и люди шли рядом с ними, понукая их.

Когда мы достигли плато и миновали место, от которого уходила тропа к Храму Псаан, Дорога выровнялась, и лошади пошли быстрее. Мы не устремились к Иру, а повернули на другую дорогу, которая огибала столицу с юга. Как объяснил Унгах, цирк уже подоил Ир и вымя еще не успело наполниться.

Караван покрыл меньше чем половину расстояния до Эвродиума, когда на землю опустилась ночь. Бродячий цирк свернул с дороги на поляну, и там семнадцать повозок образовали нечто вроде круга — для безопасности, как объяснил мне Унгах, на случай нападения разбойников. Палатка повара была поставлена в центре круга, и в ней уже готовился обед, но остальные палатки оставались еще в повозках.

Мы ужинали при желтом свете лампы, стоявшей на одном из столов длинной палатки-столовой, вместе с остальными пятьюдесятью членами труппы. Унгах рассказывал о них. Половина из них были подсобными рабочими, в обязанности которых входили установка и разборка балагана, уход за лошадьми и упряжью и тому подобное.

Половина оставшегося народа — четверть от общего числа — была игроками: это такие люди, которые за определенную плату сопровождают балаган и играют в свои игры с публикой. В результате таких игр заключаются пари: как упадут кости, как повернется колесо счастья, под какой из трех ореховых скорлупок находится горошина — и все это были тщательно продуманные хитроумные трюки.

И последние — их насчитывалось примерно шестнадцать — и были теми, кто появлялся перед публикой. Эта группа включала в себя самого Багардо как короля ринга, заклинателя змей, укротителя льва, наездника на неоседланной лошади, дрессировщика собак, жонглера, двух клоунов, трех акробатов, четырех музыкантов (барабанщика, трубача, скрипача и волынщика) и погонщика, который, одетый как мальванский принц, в тюрбане и стеклянных украшениях, ездил по манежу на верблюде. Были там еще повар и костюмерша, одна из немногих женщин, так же как укротительница змей и наездница без седла.

Но занятия этих людей были более разнообразными, чем это может рассказать простое их перечисление. Так, укротительница змей еще помогала повару, а наездница без седла — миловидная молодая женщина по имени Дульнесса — составляла компанию костюмеру в шитье и стрижке. Некоторые из подсобных ребят, желающие исполнять какую-нибудь более высокооплачиваемую работу, иногда подменяли артистов, когда последние были больны, пьяны или еще по каким-нибудь причинам не могли работать.

После ужина Унгах провел меня по балагану, представляя остальным и показывая мне зверинец. Там были верблюд, лев, леопард и несколько животных поменьше, вроде змей мадам Паладин.

Унгах подошел к длинной клетке на колесах. Он двигался очень осторожно. Я ощутил довольно сильный запах, подобный тому, который исходил от змей мадам Паладин, но еще круче.

— Это паалуанский дракон, — сказал он. — Не подходи близко, Здим. Он может подолгу лежать как бревно, а потом, когда кто-нибудь неосторожно подходит слишком близко, — кусь! И все. Вот почему Багардо так трудно находить рабочих, согласных ухаживать за этой тварью: только в прошлом году двое угодили к нему в брюхо.

Дракон оказался большой серо-голубого цвета ящерицей, не меньше двадцати футов длиной. Когда мы приблизились к клетке, он поднял голову и нацелил на меня раздвоенный язык. Я остановился, надеясь, что успею отскочить, если он захочет меня цапнуть. Но дракон лишь подвигал языком и осторожно коснулся им моего лица. Из его пасти вырвался хриплый звук.

— Клянусь медью Ваисуса, — воскликнул Унгах, — ты ему понравился! Он решил, что твой запах похож на запах его родичей. Нужно рассказать Багардо. Может быть, ты сможешь приручить зверя и делать на нем круг по арене в конце представления. Никто не осмеливался приблизиться к нему, с тех пор как был съеден Ксион; однако черные колдуны из Паалуа таких тварей приручают.