Новария

Храм представлял собой огромное сооружение с куполами и шпилями. Серебряная обшивка куполов мягко светилась под серым небом. Вход с обеих сторон украшали скульптуры прекрасной обнаженной женщины высотой тридцать футов. Это были статуи Нубалиаги, одна изображала богиню натягивающей тетиву лука, вторая — льющей воду из кувшина.

— Та, что слева, разгоняет затмение, — пояснил Карадур, — а вторая управляет приливом и отливом.

Джориан остановился взглянуть на статуи.

— Забавно, — сказал он. — Прошлой ночью мне приснилась женщина точь-в-точь как эта, то есть натурщица, которая позировала для этой скульптуры.

— Ну да? И что же?

— Кажется, эта дама сказала мне: «Берегись второй короны, сын мой». Одежды на ней было не больше, чем на этих статуях, а я с тех самых пор, как мы с тобой расстались в Метуро, вел на редкость добродетельную жизнь. Ну и, само собой, попробовал обнять ее, но она обратилась в дым и улетучилась. Я решил, что причина этого сна в моем неудовлетворенном вожделении, да и слова женщины показались бессмыслицей. Короче, я не придал сну особого значения и не могу теперь вспомнить, что там было еще.

— Хм. К таким вещам должен быть готов каждый. Ты же знаешь, боги... ну, словом, иногда являются смертным, такое и впрямь бывает.

— Если предупреждение богини было вроде того совета, что дал нам зеленый божок Тваша, — помнишь, в Швении? — то я вполне могу обойтись без него.

Храм стоял на возвышении, и улица, ведущая от него на восток, шла под гору. Народ двигался по улице сплошным потоком — иразцы в юбках или шароварах, женщины, с головы до ног закутанные в ткань, пришельцы из Федирана, Новарии и даже светловолосые варвары из далекой Швении, потеющие в меховой и шерстяной одежде. Среди иразцев выделялись сторонники Юбок, нарядившиеся в красное и белое — цвета этой партии, а приверженцы Штанов красовались в синем и золотистом.

— Рад слышать, что ты не даешь воли плотским желаниям, — сказал Карадур. — Это необходимая ступень, ведущая к нравственному совершенству и просвещенности духа. Может быть, ты стал последователем какой-нибудь аскетической философии или культа?

— Нет. Просто мне казалось, Эстрильдис не пришла бы в восторг, узнав, что я без нее макал куда попало свой фитиль. Такова любовь, что поделаешь. Ну, ничего, придет время, я наверстаю упущенное.

Они подошли к внешней стене ипподрома; каменные арки, выстроенные одна над другой, создавали ярусы, на которых стояли кресла. Толпа, дробясь на отдельные потоки, текла к входам.

— У нас в билете указан вход номер четыре, — сказал Джориан. — Где это?

— Направо, — ответил Карадур.

В толпу замешались торговцы, громко предлагающие свой товар — флажки, игрушечные колесницы, написанные от руки программки, еду и питье. Джориан с Карадуром отыскали четвертый вход, и толпа внесла их внутрь. Билетер, увидев королевские билеты, почтительно поздоровался с их обладателями и указал места под ложей короля, как раз напротив черты, разделяющей поле надвое.

Джориан и Карадур уселись на свои места и достали свертки, собираясь перекусить. Слева от них места занимали активные члены партии Штанов, и трибуны сплошь пестрели синим и золотым. Справа таким же образом сгрудились Юбки, окрасив трибуны в цвета своей партии — белый и красный. Политиканов разделяла узкая полоска, где сидела знать и высшие чиновники, в том числе Джориан и Карадур, но это не мешало представителям двух блоков орать друг на друга. Монотонный гул ипподрома то и дело перекрывали сочные ругательства.

Когда Джориан допивал пиво, звук фанфар возвестил о прибытии короля. Все на трибунах встали с мест, а Ишбахар проковылял в свою ложу и опустился на позолоченный трон. Затем зрители вновь расселись, король сделал знак глашатаю, и тот приготовил рупор. Король достал лист тростниковой бумаги, увеличительное стекло и начал читать своим писклявым голосом, пыхтя и останавливаясь после каждого предложения, чтобы глашатай успел проорать его слова.

Речь была нудная, но не длинная; для Джориана она свелась примерно к следующему: «...благоприятный случай... прославленный народ... доблестные соперники... блестящая подготовка... пусть победит сильнейший...»

Когда король закончил, на трибуне, занятой Штанами, кто-то поднялся и прокричал:

— Когда Ваше Величество привлечет к суду убийц Сефера?

Король передал ответ через глашатая:

— Умоляю, сударь мой, не надо об этом сейчас. Момент совершенно неподходящий. Дело расследуется...

Но слова глашатая, несмотря на рупор и его собственную луженую глотку, потонули в реве голосов.

— К ответу! К ответу! — дружно скандировали Штаны. Юбки в свою очередь заголосили:

— Долой! Молчать! Долой! Молчать!

— Кто такой Сефер? — спросил Джориан.

— Один чиновник, сторонник Штанов, он был найден убитым. Штаны считают, что его прикончила банда Юбок, а Юбки заявили, что понятия ни о чем не имеют.

Глашатай продолжал кричать, угрожающе зашевелились ряды гвардейцев, сверкающих бронзовыми латами и гребенчатыми стальными шлемами, и вопли разъяренных соперников мало-помалу улеглись.