- Сниму из СВД! - вскочил Ходжаев.
- Ни в коем случае! - остановил его гетман. - Пусть егеря обѓложат его и очень тихо возьмут не ранее 23.05, чтобы успел доложитьѓся шефу. А мы с тобой тут же начнём выдвижение команд, блокируем беѓрега Равы и кольцо бетонки, чтоб ни один гад не ушёл...
И 'бедный класс' остался при своих. Пока. На месте. На одном и вместе: атаман с генеральным химиком собрали воинство послушать увлекательную лекцию о вреде боевых отравляющих веществ для слабеньких казачьих организѓмов. Не затронут был лишь персонал химического комплекса с его непрерывным производственным циклом. Шнайдер с умным видом тыкал указкой в громадный плакат с противоѓгазом, а Ходжаев в это самое время инструктировал бойцов по предстоящей операции. Существоѓвал, конечно, риск, что на площадке Большого казачьего Круга сидит перед ними и ухмыляется некая 'тварь', но - тут уж не до жиру. Служба Даниляна готова была мгновенно заглушить любой несанкционированный выход в эфир.
'Вся станица в празднике, дождались...', - вспомнил гетман старую песню Розенбаума, гуляя с женой и Алёнкой по центральной улице. Ради одного злосчастного наблюдателя он велел остановить после обеда все работы, пока бригада химиков будет демонстративно 'проверять', не осталось ли в хозяйствах и цехах следов вчерашней заразы, а врачи - сегодняшней. Сам же, попав в 'малинник' двух любимых женщин, думал. Не о мерзкой натуре Самохвалова и не о том, как жестоко ошиблись они, определив примерный возраст шефа в 60-65 лет. Даже не о завидной скорости его реакции на весть о неудавшейся диверсии против станицы. И даже не о цели шефа, хрен бы с нею, с целью, какой бы высокой она ни была... Думал о девушке: кем привести её в семью? Не вечной гостьей же! Думал о новой должности Хранителя, дарованной с небес. И почему-то - о Нинуле Андреец. Какого чёрта?! Вот ещё!..
- Отчего вы такой печальный, вашество? - уже дома, в глубоѓких сумерках, спросила его Алина, нежно проведя пальчиками по щеке.
- А чему радоваться, Алька?
- Да, - вздохнула она, - это уж точно... Впрочем, советую тебе поесть. Глядишь, и полегчает.
- Дельная мысль, - через силу улыбнулся гетман. - Только, пожалуйста, чисто 'галочки', в лёгкую. Алёна, девочка, не заваришь ли кофе?
Пока он нехотя жевал бутерброд, юная красавица сидела против него на лоджии, подпирая щёчки ладошками, и печально глядела прямо в глаза.
- Что чувствуешь, малыш?
- Что вы опять уходите, - голос её дрогнул. - Почему вы всегда уходите?!
- Я солдат, малыш, таков мой рок: уходить... - потом подумал и добавил. - Чтобы вернуться.
- Обязательно возвращайтесь! И будьте сегодня очень осторожны.
- А что у нас сегодня, девочка?
- Сегодня нехороший день! Я чувствую...
... 'И ты не расслабляйся!' - тявкнул длинноухий хранитель...
- А я не расслабляюсь, - отвечал гетман, глядя в упор на подошедшую жену.
- Только вот заговариваться начал, - усмехнулась та. - Алёнушка, если не трудно, выпусти барбоса, - и лишь только девушка вышла, скосила глаза вверх. - Опять?
- Снова, Алька.
- И что?
- Велел не расслабляться.
- САМ?
- Щенок.
- Ай, наболтает твой щенок!
- Пока не обманывал... Так, что-то наши отцы-командиры не болтают, а уже почти что время 'Ч'.
- Не торопи судьбу, полковник!
- Судьбы не существует, каждый сам творит Её... Не сотвоѓришь ли мне походную сумочку, боевая подруга?
- Ой, прости, Аль, совсем из головы вылетело!
Пока жена комплектовала поясную сумку, эдакий миниатюрный ранец, он натянул свежее бельё и новый камуфляж, проверил АПС и чешский револьвер, убрал в карман, украдкой перецеловав, вчерашнюю записку девушки. Храни меня, мой талисман!..
В 23.06 взревели дизельные двигатели боевых машин. Еще через минуту позвонил Ходжаев.
- Есть, Саня! Тёплым взяли! Он вышел на связь да поспать приладился, перетрудился, видно, за день. Я вывожу войска к развилке.
- Мою машину к резиденции отправь.
- Понял, - обречённо вздохнул атаман.
Буквально тут же позвонил из нижнереченской засады Елизаров.
- Есть, Саныч! Гадюка выползла из норы! Идёт к пансионату. Буду брать.
- Только живым, Костя! И сразу мне доклад.
Алина и Алёнка, обнявшись, провожали его у дверей. Девушка вымученно улыбалась, но вдруг вырвалась, упала гетману на грудь и, закричав: 'Только вернись!', умчалась в детскую, откуда тут же донеслись её рыдания.
- Понял? - подошла к нему Алина. - Вернуться ты обязан, ибо - Хранитель.
- Я тебе этого не говорил, - опешил Александр.
- Больно надо! Голуби, знаешь ли...
Месяц-князь, разлучник, тает над крыльцом,
Налетели тучи, сиротеет дом.
Во широко поле, злую сторону,
Провожала Поля мужа на войну.
В грудь ему упала, разум позабыв.
'Что же ты так мало мужем мне побыл,
Только две и помню ноченьки-ночи,
Ох, куда ж ты, милый?!' - горлицей кричит...
(А.Я. Розенбаум)
Агент 'два нуля', или Настал последний бой ...
Чем меньше женщину мы любим, тем боль-ше времени на сон...