Мне стали понятны опасения Жоры и его нервозность. С одной стороны, он не мог один потянуть подобный проект — обязательно нужен был партнёр, а с другой — как он может мне верить, если мы знакомы с ним всего три месяца.
Да ладно мне — всё-таки мы вместе собирали аппарат и сдружились и даже породнились в некотором роде, а Татьяне? Её-то он совсем почти не знает… хотя, ведь он сам ей всё рассказал — я ведь ни на чём не настаивал.
По-своему истолковав молчание Татьяны, я сказал:
— Честно говоря, я ни в чём не уверен. Ни в том, что НЛО будет исправно работать, ни в том, что Жора нас не кинет, ни в том, что нас ФСБ не возьмёт за задницу. Одно могу сказать точно — я ещё никогда не получал столько удовольствия сколько за сегодняшний день. Летать вместе с тобой над облаками было для меня просто верхом блаженства, и я отдам всё за то, чтобы это повторилось снова.
— Мне тоже очень понравилось, — растаяла Татьяна, — но я всё же опасаюсь…
Как и сказал Жора, нам пришлось долго ждать, пока он перепрограммировал все системы. Я и сам не ожидал, что буду всё это время настолько скучать по ощущению полёта. Попробовал поставить себе на компьютер даже авиасимулятор — разница с полётом на НЛО была настолько разительна, что через 5 минут игры я плюнул и выключил компьютер.
Впрочем, последние 4 месяца моей жизни были настолько наполнены активностью, что усидеть без дела я не смог и к радости своих родителей принялся активно изучать английский язык. Выучить его мне посоветовал опять же Цветков ещё в декабре. По его словам нам вскоре придётся довольно часто летать за рубеж, а без знания языка там делать совершенно нечего.
Дело пошло довольно споро. У меня всегда был неплохой музыкальный слух, я лет в 10 неплохо играл на пианино, потом правда забросил. Поэтому язык мне даже в школе давался довольно легко. По крайней мере за те два с половиной года, что мы учили английский в школе, у меня были по этому предмету сплошные пятёрки.
Начав учить язык самостоятельно, я всего лишь за пару дней понял, что в школе на уроках английского мы всё это время топтались на месте. Вместо того чтобы учить все эти времена глаголов и артикли нужно просто было учить слова, как можно больше читать и разговаривать.
Моей усидчивости поспособствовало ещё то, что Татьяна была просто в восторге от моего предложения позаниматься языком вместе. Мы хоть и частенько отрывались от учебников поболтать на отвлечённые темы, да тайком пообниматься, осознание того, что ты зубришь не один позволяло проводить за этим занятием по полдня каждый, оставшийся от зимних каникул день. Да и когда мы пошли в школу, то частоту занятий не сбавили, лишь сократив уделяемое им время, разбавляя английский всеми остальными предметами. Уже через пару недель мы, когда никто не слышал, общались между собой в основном по-английски и у нас, по моему скромному мнению, это неплохо получалось. Это даже признала наша англичанка, поглядев на меня из-под густых бровей после прочтения очередного текста на уроке.
— Санцев никак эмигрировать собрался, — сказала она.
В её устах это была самая высшая похвала — помнится, год назад она теми же словами похвалила Надьку Белкину. Я был счастлив.
Благодаря совместным с Татьяной урокам в первый месяц учёбы моя успеваемость поднялась до небывалых высот. Родители, видя такую картину, просто боготворили Танюшку — мама постоянно опаивала её чаем с вареньем, а отец одобрительно хмыкал, здороваясь с ней. Как-то мне даже было заявлено:
— Вот видишь, как ты стал хорошо учиться, лучше бы и водился с Танюшкой, чем с Жорой со своим.
— От того, что с девчонками водишься, иногда дети заводятся, — буркнул я, уходя к себе.
Похоже такая фраза произвела неизгладимое впечатление на родителей, так как уже через полчаса ко мне в комнату зашел отец и попробовал прочитать мне лекцию о взаимоотношения полов.
Пришлось выставить родителя со словами, что мы это всё давно в школе прошли в теории и вне школы на практике. Этим я, похоже ещё больше озадачил родителей, до сих пор считавших меня примерным ребёнком, но главное — это подействовало и вторгаться в мою личную жизнь они перестали.
Жоре я пробовал несколько раз намекать, что пора бы и полетать на нашем аппарате, чтобы тот не застоялся в ангаре, но он лишь разводил руками, говоря, что процесс несколько затянулся и оборудование требует доработки и серьёзного тестирования, а делать узлы ненадёжными он, мол, не собирается. На мои предложения помочь он лишь отмахивался.
Учитывая, что я тоже всегда был за надёжность, особенно в таких вопросах, как безопасность полётов, я особенно не надоедал ему и терпеливо ждал.