Новейшая история еврейского народа. Том 3

о еврейском вопросе. Он предложил сейму исправить зло, причинен­ное краю гражданским равноправием евреев, и установить для них ряд ограничительных законов. С такою постановкою вопроса сейм не мог согласиться, так как изменение основных законов не входило в компетенцию краевого парламента. Сеймовая комиссия, рассмат­ривавшая предложение Меруновича, видоизменила его в том смыс­ле, что требуется ограничение прав еврейских «религиозных общин», которые должны быть лишены всяких политических функций, т. е. последних остатков былой автономии, естественной в национально­самобытной среде. Еврейские депутаты сейма из ассимилированных «поляков Моисеева закона», попавшие туда по милости польских панов, не возражали против этого предложения, так как меньше все­го дорожили «пережитками еврейской обособленности». При об­суждении вопроса в пленуме сейма они только защищались про­тив обвинения, будто еврейская община, следуя «вредным» зако­нам Талмуда, служит гнездом тайных козней против христиан. Предложение о сокращении общинной автономии евреев было принято сеймом единогласно, то есть с одобрения и еврейских де­путатов (1882). Такою покорностью поляки могли быть очень до­вольны: они видели, что в деле полонизации края они не встретят препятствий со стороны еврейских политиков. Оставалась еще борьба на экономической почве, и тут практиковалась обыч­ная система: евреям всячески затрудняли доступ к свободным про­фессиям и общественным должностям, учреждали сельские и город­ские кооперативные союзы с целью подрыва еврейской мелкой тор­говли — вообще делали все, чтобы держать еврейские массы на низ­ком социальном уровне.

От старой Польши австрийская Галиция унаследовала еще одно орудие борьбы с еврейством. Воскресли былые ритуальные процес­сы, весьма близкие сердцу темного католического и православного населения, в котором жили еще мрачные предания XVIII века. В марте 1882 года в одном селе Западной Галиции был найден труп христи­анской девушки Мних, недалеко от дома жившего там среди кресть­ян арендатора-еврея Риттера. Выяснилось, что девушка была убита в состоянии беременности, так что здесь могло быть либо самоубий­ство от стыда, либо убийство со стороны обольстителя. Но заинте­ресованные в сокрытии правды лица повернули обвинение в сто­рону евреев. Была арестована вся семья Риттер, с которою покой-

ная дружила. Вместе с нею был арестован и дядя покойной, поляк Стохлинский, которого подозревали в интимной связи с племянни­цей. Стохлинский свалил вину на Риттера и признал себя только по­собником преступления. Суду присяжных в Ржешове был представ­лен странный по юридическому построению обвинительный акт, в котором наряду с любовным мотивом преступления фигурировал и мотив религиозный. Приговор вполне соответствовал несообразно­му обвинению: суд признал виновными и Риттера с женою и Стохлинского и приговорил их к смертной казни. Этот приговор был отменен венским кассациоционным судом. Во время нового разбора дела в Кракове прокурор устранил ритуальный мотив и настаивал только на мотиве семейном: Риттер будто бы убил девушку, чтобы скрыть свою связь с нею. Краковский суд также вынес смертный при­говор подсудимым, и снова приговор был кассирован «по недостат­ку доказательств». Дело длилось четыре года; в это время умер в тюрь­ме Стохлинский, наиболее вероятный виновник преступления, и нако­нец супруги Риттеры были оправданы высшим судом в Вене (1886).