Кроме того, было уже известно, что судья и почтмейстер изъявили намерение подать в отставку.
Вторая полоса «Вестей» была отдана гневным отзывам видных горожан. Оставалось только гадать, как ухитрились журналисты собрать их мнения для утреннего выпуска…
– Здорово живешь, Непеняй! У тебя не занято? – раздался голос рядом.
К Сударому подошел давний знакомый его, Кроличков Прыгун Поскокович, друг детства, ныне служивший в управе градоправителя. Он глядел так, словно сиял внутренним светом и знал об этом. Усевшись на стул рядом, указал на газету и спросил:
– Читал? До конца?
Сударый заглянул в конец второй полосы и обнаружил, что цепочку авторитетных мнений замыкает именно Кроличков.
–
На взгляд Сударого, сказано было посредственно. «Имея в виду добрую славу нашего города, а говоря шире – и нашей губернии, и всего необъятного отечества нашего, если уж совсем широко говорить… В наши дни, когда стараниями отцов города повсеместно внедряется, всемерно насаждается и неуклонно расширяется сеть образовательных, образовательно-оздоровительных и образовательно-досуговых, а говоря шире, вообще социально значимых…»
– Теперь вот по делам бегаю, – заказав себе кофе, сообщил Кроличков. – Но когда из управы убегал, уже говорили, что
Отвечать прямо не хотелось, чтобы не обижать разумного, и Сударый сделал вид, что понял вопрос иначе:
– Мне вообще вся эта история не слишком нравится. Шутники, спору нет, вели себя отвратительно, но как-то уж слишком большое возмущение они вызвали.
– Э, старик, ты на это не смотри. Никаких отставок, конечно, не будет, и в солдаты никого не забреют, просто как же не пошуметь по хорошему поводу? Сам знаешь, какое волнение поднялось, надо успокоить народ… хоть на время.
– Почему же только на время?
– А, ты, видать, не все знаешь? Ну слушай, скажу по секрету, – наклонился Кроличков к Сударому. – История-то совсем не кончилась.
Глаза у него блестели, он явно не намеревался продолжать, пока не услышит заинтересованный вопрос. Непеняй Зазеркальевич не стал разочаровывать друга детства и вопрос задал:
– Как так?
– Да ведь призрак Свинтудоева по-прежнему на свободе, – торжественно прошептал Кроличков.
– Ты думаешь, сплетни о нем правдивы? – удивился Сударый.
– Мне думать не надо, я и так знаю. Молодежь, конечно, повеселилась от души, но многие случаи объяснить их забавами никак нельзя, это уж достоверно известно.
– Но разве это указывает именно на Свинтудоева?
– А на кого же еще? – с обезоруживающим удивлением ответил Кроличков вопросом на вопрос.
– Положим, у меня пока нет достоверных сведений, но с научной точки зрения…
– О нет, пожалуйста, избавь меня от научной точки зрения! – шутливо замахал руками Прыгун Поскокович. – Что такое Свинтудоев с научной точки зрения? Ерунда, явление природы, фактик для каталога. А вот с политической – он знак того, что наступило время серьезно поговорить о реформах в нашем обществе. Вопрос назрел! Одни считают, что ограниченное гражданство дает призракам слишком много воли, другие – что ограниченное гражданство дискриминирует их. Как видишь, страсти кипят. Ты чье мнение разделяешь?
– Понятия не имею, – честно признался Сударый. – Не задумывался. А ты?
– Я разделяю правильное мнение, – со значением произнес Кроличков. – Пока не стану его оглашать, а когда придет время – пусть дела мои говорят за меня.
– Пусть говорят, – согласился Непеняй Зазеркальевич. – Итак, призрак бродит на свободе? И ты положительно знаешь это?
– Мне ли не знать! Он, подлец, к твоему сведению, даже тетку мне покусал! И вообрази где – в оптографическом салоне!
– В каком салоне? Какую тетку? – подскочил на стуле Сударый.
– Да уж конечно, не в твоем. У де Косье. А тетку – обыкновенную, толстую. Она у меня одна. Дядьев куча, а тетка одна, ты должен ее помнить: горластая такая фифа, на студень похожая. Добрая такая… пока не разозлится.
– Ты хочешь сказать, нападение произошло прямо в ателье мсье де Косье?
– Не хочу – уже сказал, – усмехнулся Кроличков. – Натурально цапнул ее Свинтудоев за ухо и скрылся.
– Твоя тетка его видела?
– Куда там! Он ведь проворный, его вообще мало кто видел, а тетке, чтобы обернуться, с полминуты требуется. Но ведь больше некому. В студии были только она, де Косье и его помощник. Ни одного постороннего разумного, тем более из числа пойманных нашей доблестной полицией.
– А когда это произошло?
– На прошлой неделе где-то, точно не вспомню. Ах, позволь, за три дня до ее именин, стало быть, двадцатого.